Как же, другое! Историк во мне уже пускал слюнки на предмет елизаветинской Англии.
— В Англии 1590 года было много алхимиков.
— Ну да… Не слишком приятный народ, учитывая отравление ртутью и прочие профессиональные отклонения. Для тебя гораздо важнее наличие чародеев, сильных и способных руководить твоей магией.
— В театр меня сводишь?
— Как будто у меня есть выбор, — поднял бровь Мэтью.
— Точно, выбора нет. — Воображение разворачивало передо мной все новые перспективы. — И на Королевскую биржу[77] сходим? Вечером, когда зажгут лампы?
— Непременно. — Он привлек меня к себе. — И к Святому Павлу послушать проповедь, и в Тайберн на казнь. Даже Бедлам посетим, и смотритель нам расскажет о его обитателях. — Мэтью весь трясся от сдерживаемого смеха. — Боже правый, Диана. Я увожу тебя в век чумы, где нет комфорта, дантистов и чая, а ты только и думаешь, как выглядит Биржа Грешема ночью.
— Я и королеву увижу?
— Ни в коем случае. У меня сердце замирает при мысли, что ты могла бы сказать Елизавете Тюдор, а она тебе.
— Трусишка, — повторила я во второй раз за вечер.
— Знала бы ты ее, не говорила бы так. Она ест придворных на завтрак. Кроме того, в 1590-м у нас будут другие занятия.
— Например?
— Где-то там имеется алхимический манускрипт, который со временем войдет в собрание Элиаса Ашмола. Мы можем его поискать.
— Он уже написан, и его магия не нарушена. — Я высвободилась из рук Мэтью и откинулась на подушки, пожирая глазами три предмета на кофейном столике. — Мы в самом деле отправляемся в прошлое.
— Да. Сара предупреждала, чтобы мы не брали с собой ничего современного. Марта специально сшила тебе платье, а мне рубашку. — Он достал из саквояжа два простых холщовых изделия с завязками и длинными рукавами. — Шила она вручную и наспех, качество не так чтобы очень, зато встречные не будут хлопаться в обморок.
Из складок платья выпал бархатный черный мешочек.
— Это еще что? А, понятно. Подарок от Изабо. — Мэтью развернул пришпиленную снаружи записку. «Отец подарил мне его на годовщину свадьбы, и я подумала, что Диане он будет как раз по руке».
Внутри лежал перстень из трех составных колец. Два внешних были сделаны в виде рукавов, разукрашенных финифтью и усаженных мелкими камешками на манер вышивки. Из рукавов высовывались золотые ручонки, очень реалистичные — с косточками, сухожилиями и ноготками. Пальчики удерживали во внутреннем кольце огромный, похожий на стекло камень. Прозрачный, не ограненный, он сидел в золотом гнезде с черным фоном. Бриллиант, конечно — кто бы додумался вставлять в такое кольцо стекляшку.
— Ему место в музее, а не на моем пальце. — Сколько же каратов может быть в таком великане?
— Мать носила его постоянно. Он у нее звался граверским, потому что им можно писать на стекле. — Острый глаз Мэтью разглядел в перстне то, чего не заметила я. При повороте золотых ручек все три кольца раскинулись у него на ладони, как веер, и на каждом открылась надпись. — Их делали в знак любви, — объяснил Мэтью. Вот тут сказано «a ma vie de coer entier»: «моей жизни — сердце мое». А тут «mon debut et ma fin», с альфой и омегой.
Эту надпись я перевела сама: «Мое начало и мой конец».
— А на внутреннем кольце что?
— Здесь гравировка как снаружи, так и внутри. «Se souvenir du passe, etqu'il ya un avenir». «Помни о прошлом и не забывай, что впереди будущее».
— Точно о нас писано. — Не странно ли, что слова, когда-то подобранные Филиппом для Изабо, имеют такой глубокий смысл для нас с Мэтью?
— Вампиры — тоже своего рода путешественники во времени. — Мэтью, собрав перстень, взял меня за левую руку. — Ну что, будешь носить? — Он не смотрел на меня, опасаясь моей реакции.
Я повернула к себе его голову и кивнула, не в силах ничего вымолвить. Робко потупившись, он надел перстень на мой большой палец чуть ниже ногтя.
— Этим кольцом беру тебя в жены. — Голос Мэтью чуть заметно дрожал. Он перенес перстень на мой указательный палец. — Телом моим чту тебя. — Кольцо скользнуло на средний палец и плотно село на безымянный. — И всеми земными благами моими тебя наделяю. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. — Он поднял мою руку к губам, глядя на меня. Холодные губы вдавили кольцо в мою кожу. — Аминь.