— Вампиры и чародеи — не жабы, — холодно возразил Мэтью. — И результаты такого спаривания не во всем положительны.
— Почему ты так упорствуешь? — нетерпеливо вмешалась Мириам. — Межвидовое скрещивание — это следующий этап эволюции.
— Генетические суперкомбинации — например, рождение ребенка у вампира и ведьмы — ведет к ускоренному развитию, — сказал Маркус. — Все виды совершают такие скачки. Да что я тебе рассказываю, ты сам пришел к таким выводам.
— Вы оба упускаете из виду высокую смертность, сопутствующую таким комбинациям. И если вы задумали провести эксперимент на Диане, забудьте об этом сразу, — с обманчивой мягкостью произнес Мэтью.
— Она химера, и группа крови у нее четвертая с отрицательным резусом — это уменьшает вероятность отторжения полу-вампирского плода. Она универсальный реципиент и уже имела опыт поглощения чужой ДНК. Возможно, ее, как жабу-чесночницу, привел к тебе инстинкт выживания.
— Чертовски много предположений, Маркус.
— Диана не такая, как другие ведьмы, Мэтью. Ты еще не видел ее мтДНК — посмотри.
Мэтью с тихим шипением стал рыться в бумагах. Нужный ему листок был весь покрыт разноцветными кольцами. «Неизвестный клан», красными чернилами надписала вверху Мириам, добавив к этому напоминающий воротца знак.
— Зная, что ты будешь оспаривать результаты, я приложила материал для сравнения, — пояснила она.
— Что такое «клан»? — Я всматривалась в Мэтью, пытаясь разгадать, какие он испытывает эмоции.
— Генетическая родословная. Митохондриальная ДНК всех обследованных нами чародеев неизменно приводит нас к одной из четырех женщин, ваших общих родоначальниц.
— Всех, кроме тебя, — вставил Маркус. — Вы с Сарой происходите от кого-то другого.
— Что это за знак? — показала я на воротца.
— Хей, еврейская цифра 5. Насколько стар этот клан? — спросил Мэтью у Мириам.
— Его древность не вызывает сомнений, какой бы митохондриальной теории ты ни придерживался.
— Старше, чем клан Гимель?
Я знала, что так называется еврейская цифра 3.
— Старше. Предвидя твой следующий вопрос, здесь есть два варианта. Либо клан Хей — еще одна линия, ведущая к мито-Лилит… — Сара хотела что-то спросить, но я потрясла головой, — либо он происходит от сестры мито-Лилит. Во втором случае прародительница Дианы является матерью клана, но не ведьминским эквивалентом мито-Евы. В обоих случаях существует возможность, что клан Хей, если Диана не оставит потомства, угаснет в нынешнем поколении.
— Может быть, нарисуешь? — Я подвинула к Мэтью коричневый пакет, в котором хранилось послание моей матери. Без графического изображения понять это все было трудно.
Мэтью начертил две диаграммы — одна как змея, другая — как таблица спортивного турнира.
— Вот семь известных нам дочерей митохондриальной Евы — для краткости мито-Евы. — Он показал на змею. — Ученые считают их ближайшими общими прародительницами всего человеческого населения Западной Европы. Все эти женщины, ДНК которых была зарегистрирована в разные исторические периоды в разных регионах Земли, происходят, в свою очередь, от общей праматери.
— То есть мито-Евы, — сказала я.
— Верно. — Мэтью перешел к турнирной таблице. — А это сведения, которые мы сумели собрать по женским линиям чародейских родов. Таких линий, или кланов, всего четыре. Номера мы присваивали по мере обнаружения, хотя родоначальница первого открытого нами клана, Алеф, жила немного позже других.
— Насколько позже? — спросила Эм.
— Около семи тысяч лет назад.
— Семь тысяч! — ахнула Сара. — Мы, Бишопы, прослеживаем свою женскую родословную до 1617 года всего лишь.
— Клан Гимель, для примера, зародился сорок тысяч лет назад, — продолжал Мэтью. — Если клан Хей, как говорит Мириам, еще старше, то ваш род следует считать очень древним.
— Вот черт, — поразилась Сара. — А кто такая Лилит?
— Первая ведьма. — Я придвинула диаграммы к себе. Когда я в Оксфорде спросила Мэтью, не первого ли вампира он ищет, он ответил крайне загадочно. — По крайней мере первая, на кого современные ведьмы могут сослаться как на родоначальницу.
— Маркус обожает прерафаэлитов, а Мириам — большой знаток мифологии. Имя выбирали они, — объяснил Мэтью.
— Прерафаэлиты любили Лилит. Данте Габриель Россетти описывал ее как колдунью, ставшую женой Адама еще до Евы.
— мечтательно процитировал Маркус.
— Песнь Песней, — дал справку Мэтью. — «Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста; пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей».[71]
— Это и в «Авроре» есть, — вспомнила я. — Алхимики часто цитировали Песнь Песней.
— Не все отзываются о Лилит столь восторженно. — Сухой тон Мириам вернул нас к текущему моменту. — В древних преданиях она фигурирует как порождение ночи, богиня луны и ветра, жена Самаэля, ангела смерти.
— И что, у ангела с богиней рождались дети? — поинтересовалась Сара. Сходство старых легенд и алхимических текстов с историей моей собственной любви заново поразило меня.
— Да. — Мэтью аккуратно подровнял отнятые у меня странички анализа.
— Вот о чем беспокоится Конгрегация! — озарило меня. — Они боятся межвидовых браков, от которых могут родиться дети смешанной крови.
— Интересно, сколько было в истории таких пар, как вы с Мэтью? — сказал Маркус.
— И сколько их сейчас, — добавила Мириам.
— Об этом анализе Конгрегация ничего, слава Богу, не знает — однако и он еще не доказывает, что Диана может родить от меня ребенка.
— Зачем же тогда экономка твоей матери дала ей рецепт своего чая? — спросила Сара. — Она-то, видно, не исключает такой возможности.
Ой-ой-ой, что сейчас будет, посочувствовала бабушка.
— Не понял. — От напрягшегося Мэтью запахло, как никогда, пряно.
— Я про чай, который Диана и как ее там… Марта собирали во Франции. Это контрацептивный сбор — как только Диана открыла жестянку, я сразу унюхала.
— Ты знала? — побелел от ярости Мэтью.
— Нет… — прошептала я. — Да и вреда ведь от него никакого.
— Прошу меня извинить. — Мэтью достал телефон и, не глядя на меня, вышел из комнаты.
— Сара, как ты могла? — вскричала я, как только он закрыл за собой парадную дверь.
— Он имеет право знать, и ты тоже. Нельзя пить зелье, не ведая, для чего оно служит.
— Все равно ты не должна была ему говорить.
— Верно, — заметила Мириам, — сказать должна была ты.
— А ты не вмешивайся. — Руки у меня подергивались от злости.
— Уже вмешалась, Диана. Ваши с Мэтью отношения опасны для всех в этой комнате. Независимо от того, будут у вас дети или нет, в нашей жизни произойдут необратимые перемены — а он еще и Рыцарей Лазаря в это втянул. — Мириам злилась не меньше, чем я. — Чем больше иных вас поддержит, тем вероятнее, что будет война.
— Не смеши. Какая еще война? — Клеймо, оставленное Сату, отозвалось зловещим жжением на эти слова. — Войны не завязываются из-за того, что вампир с ведьмой полюбили друг друга.
— То, что проделала с тобой Сату, было вызовом. И Мэтью откликнулся именно так, как они надеялись: призвал братство к оружию. С тех пор, как ты появилась в Бодли, он просто спятил. Я хорошо знаю, что за этим может последовать: когда он в последний раз потерял голову из-за женщины, я потеряла мужа.
В комнате стало тихо как в могиле — даже бабушка и та испугалась.
«Мэтью не убийца, — твердила я себе снова и снова. — Он убивает, чтобы есть, убивает в приступе гнева… но я, несмотря на это, люблю его. Кто же тогда я, если продолжаю любить такое чудовище?»