ГЛАВА 42
— Никого, кроме нас и призраков. — Мне стало очень не по себе.
— Какое у тебя любимое блюдо? — спросил Мэтью.
— Пицца.
— Так надо ее купить, пока еще можно.
С самого приезда сюда мы никуда не отлучались из дома. Странно было разъезжать по знакомым дорогам в «рейнджровере», да еще и с вампиром. Мы направились через холмы на юг, в город Гамильтон. Я показала Мэтью, куда ходила купаться и где жил первый мальчик, с которым я встречалась по-настоящему. Город был весь разукрашен — черные кошки, ведьмы на метлах, деревья, увешанные оранжевыми и черными яйцами. Не одни чародеи в наших краях серьезно подходят к этому празднику.
У пиццерии Мэтью вышел из машины вместе со мной, не беспокоясь, что люди или чародеи заметят неладное. На мой поцелуй он ответил с почти беззаботным смехом.
Девушка, которая нас обслуживала, так и ела его глазами.
— Хорошо, что она не ведьма, — сказала я, выйдя на улицу. — А то обратила бы меня в головастика и улетела с тобой на метле.
Подкрепленная пиццей с грибами и пепперони, я прибралась в семейной и в кухне. Мэтью выносил из столовой бумаги и жег их в кухонном камине.
— А с этим что делать? — Вопрос относился к письму матери, трем загадочным строчкам и странице из «Ашмола-782».
— Оставь в гостиной, дом о них позаботится.
Постирав и наведя порядок в Сарином кабинете, я перешла в нашу спальню и только тогда заметила, что оба компьютера куда-то пропали.
— Мэтью, компьютеров нет! — крикнула я, в панике сбежав вниз.
Он обнял меня, погладил по голове.
— Не волнуйся, их Хэмиш забрал. Никого постороннего в доме не было.
Я таки здорово напугалась при мысли, что нас посетил кто-то вроде Доменико или Жюльет.
Мэтью сделал мне чай и помассировал ноги, не переставая болтать о разных пустяковых вещах. Как архитектура Гамильтона напомнила ему о другом месте и времени, как он впервые обонял помидор, о чем думал, видя меня на реке в Оксфорде. Благодаря всему этому я понемногу расслабилась.
Наедине со мной Мэтью всегда вел себя совсем по-другому. Сегодня, когда все наши разъехались, это стало еще заметнее. Последнее время он нес на себе ответственность за целых восемь иных, вне зависимости от того, кто они были и кем ему приходились — теперь на его попечении осталась одна только я.
— У нас никогда не хватало времени на то, чтобы просто поговорить, — сказала я, вспоминая дни, промчавшиеся с тех пор, как мы встретились.
— Да, нас постигли чуть ли не библейские казни — разве что саранчи не было. Но если нас в самом деле испытывали, то сегодня, ровно через сорок дней, мы по идее должны получить отпущение.
Сколько же всего произошло с нами за этот короткий срок.
Поставив пустую кружку, я взяла его руки в свои.
— Куда мы пойдем с тобой, Мэтью?
— Можешь подождать еще немного, mon coeur? — Он посмотрел в окно. — Хочется продлить этот день, ведь скоро уже стемнеет.
— Ладно, посидим просто так. — Я откинула прядку, упавшую ему на лоб.
— Посидим. — Он прижал к щеке мою руку.
— Прими-ка ты ванну, — посоветовал он через полчаса. — А заодно и душ — не экономь, изведи весь бак. По пицце ты тоже будешь скучать, но с тоской по горячей воде ничто не сравнится. Через пару недель ты убить будешь готова ради нее.
Пока я сидела в ванне, он принес мне костюм: длинное черное платье, остроносые башмаки, остроконечную шляпу.
— А это что? — помахал он парой полосатых изделий.
— Чулки. Те самые, — простонала я. — Эм узнает, если я их не надену.
— Жаль, телефона нет — я бы тебя заснял и шантажировал вечно.
— А откупиться нельзя? — Я погрузилась чуть глубже.
— Думаю, можно. — Чулки полетели в угол.
Мы старательно отодвигали от себя мысль, что нам, возможно, больше не придется быть вместе. Даже опытные путешественники во времени, как сказала мне Эм, понимали, как непредсказуемы переходы из прошлого в будущее, как легко запутаться в паутине времени навсегда.
Мэтью, чувствуя мое настроение, окружил меня свирепой собственнической нежностью, не позволявшей думать ни о чем, кроме него — но его женой в настоящем смысле я так и не стала.
— Когда будем в безопасности, — обещал он, целуя мои ключицы. — Когда у нас будет время.
Во время ласк мой оспенный нарыв лопнул. Мэтью посмотрел и сказал, что все идет просто отлично — странное определение для открытой раны размером с десятицентовик. Заодно он разбинтовал мне шею и руку: наложенные Мириам швы почти рассосались.
— На тебе быстро все заживает. — Он поцеловал меня в сгиб локтя на месте собственного укуса, и его губы показались мне теплыми.
— Странно как. Кожа здесь стала совсем холодная. — Я потрогала шею. — И здесь.
Он тоже провел пальцем по моей сонной артерии. Я поежилась — количество нервных окончаний на этом участке увеличилось раза в три.
— Чувствительность повысилась, потому что здесь ты немножко вампир. — Он нашел губами мой пульс.
— Ох, — выдохнула я, пораженная остротой ощущения.
Но время шло — пришлось надевать платье и заплетать косу. Девятнадцатый век!
— Вылитая школьная учительница времен 1912 года, — аттестовал меня Мэтью. — Жаль, что мы не в канун Первой мировой отправляемся.
— Эта деталь не совсем учительская. — Сидя на кровати, я натягивала чулки.
Мэтью умирал со смеху и просил меня надеть сразу и шляпу.
— Так я сама себя подожгу. Засветим сначала тыквы.
Мы попытались сделать это по-человечески, но ветер упорно задувал спички.
— Вот черт, — сокрушалась я, — неужели Софи даром трудилась?
— Может, чары применишь?
— Попробую. Если не выйдет, нечего и рядиться ведьмой. — Нежелание объясняться перед Софи заставило меня сосредоточиться и поджечь первый фитиль. Следом зажглись прочие одиннадцать тыкв, одна чуднее и страшнее другой.
В шесть часов в дверь застучали, крича: «Сласти или напасти!» Мэтью, ни разу не праздновавший Хэллоуин в Америке, побежал встречать наших первых гостей.
Блеснув лучшей из своих завораживающих улыбок, он поманил к двери меня.
На крыльце стояли маленькая ведьма и вампир, чуть побольше.
— Сласти или напасти, — повторили они, подставив раскрытые наволочки.
— Я вампир, — сообщил мальчик, оскалив клыки, — а она ведьма.
— Вижу, — ответил Мэтью, оценив черный плащ и белила. — Я сам вампир.
— Тоже мне, вампир. Недоработала твоя мама с костюмом. Где плащ? — Мальчуган воздел руки, демонстрируя крылья летучей мыши на подкладке своего. — Без него ты не превратишься в нетопыря и летать не сможешь.
— Да, это проблема. Мой плащ дома, и слетать за ним не получится. Может, ты мне свой одолжишь? — Мэтью высыпал по горсти конфет в каждую наволочку — дети аж онемели от такой щедрости. Я выглянула за дверь, чтобы помахать их родителям.
— Вот она — настоящая ведьма, — одобрила девочка при виде моих черных башмаков и чулок в красно-белую полоску. Оба, хором сказав «спасибо», пробежали по дорожке и залезли в машину.
В последующие три часа мы принимали у себя фей, пиратов, привидений, скелетов, русалок, инопланетян, а также новых ведьм и вампиров. Я шепнула Мэтью, что отдельному представителю нечисти вполне хватит одной конфетки — если раздавать сласти пригоршнями, наш запас иссякнет задолго до девяти.
Больно было его осаживать, так он радовался. Мэтью открылся мне совсем с другой стороны: он присаживался на корточки, хвалил костюмы и каждому юному вампиру говорил, что в жизни не видел такого жуткого монстра.
Трогательнее всех оказалась крошечная фея с великоватыми для нее крылышками и в газовой пачке. Она переволновалась и залилась слезами, когда Мэтью спросил, какую она хочет конфетку. Братец, крутой шестилетний пират, в ужасе отпустил ее руку.
— Спросим у твоей мамы. — Фею Мэтью нес на руках, пирата вел за концы банданы. На пути к родителям фея успокоилась, ухватилась липкой ручонкой за его свитер и принялась хлопать его по голове волшебной палочкой, приговаривая: