— Вам только чай, Мэтью? — спросила она, забирая меню.
Он кивнул.
Когда она отошла, я наклонилась к нему через стол.
— Они знают, кто вы?
Наши лица оказались на расстоянии фута. Сегодня от него тоже пахло гвоздикой, но свежей, только что срезанной. Я втянула в себя его аромат.
— Знают, что я не совсем такой, как они. Мэри, возможно, подозревает, что совсем не такой, но не обращает внимания. Она думает, что я спас Дэну жизнь.
— Спасли? Каким образом? — Вампиры обычно приканчивают, а не спасают.
— Я работал какое-то время в Рэдклиффе, когда там недоставало врачей. Мэри, ознакомившись с одной из наших программ, узнала симптомы своего мужа, у которого случился инсульт, и обратилась к нам. Без нее он умер бы или стал инвалидом.
— Но она считает, что Дэна спасли вы? — Опьяненная его запахом, я сняла крышку с чайника и подышала парами танина.
— Начала его спасать Мэри. В больнице у него проявилась аллергия на лекарства, которые он получал. Бдительная Мэри сказала об этом лечащему врачу, а тот отмахнулся. Я услышал… и принял меры.
— И часто вы лечите пациентов? — Я налила нам по кружке чая, такого крепкого, что ложка стояла. Руки у меня немного дрожали при мысли о вампире, расхаживающем по больничным палатам.
— Нет. — Он поиграл сахарницей. — Только в экстренных случаях.
Я подвинула ему кружку, он передал мне сахар. Я положила себе ровно пол-ложечки, вылила половину маленького молочника. Именно такой чай я люблю — черный как деготь, чуть разбавленный молоком и с намеком на сахар. Размешала напиток по часовой стрелке и попробовала, точно зная, что теперь он не обожжет мне язык. Превосходно.
Вампир улыбался.
— В чем дело? — спросила я.
— Я еще не видел, чтобы кто-то так детально подходил к чаепитию.
— Возможно, вы просто не имели дела с подлинными ценителями. Главное здесь — оценить крепость, прежде чем добавлять молоко и сахар. — Его кружка так и стояла нетронутая. — А вы, я вижу, любите натуральный, без ничего.
— Чай — не совсем мой напиток, — сказал он, немного понизив голос.
— Какой же ваш? — не подумав, брякнула я. Его юмористический настрой тут же сменился яростью.
— Обязательно надо спрашивать? Даже люди знают какой.
— Извините, я не хотела…
— Надеюсь, что так.
Схватив кружку обеими руками, я стала молча пить чай. Стеф принесла тосты в специальной подставке и тарелку с яичницей и беконом.
— Мама велела еще овощей добавить, — пояснила она, когда я округлила глаза при виде жареных грибов с помидорами. — Она говорит, краше вас в гроб кладут.
— Спасибо! — Критическое замечание Мэри ничуть не повлияло на мою благодарность.
Стеф ухмыльнулась, Клермонт одарил меня легкой улыбкой.
Я взяла вилку. Все было с пылу с жару, снаружи подрумяненное, внутри нежное. Я повела методическую атаку на тосты, намазывая их маслом. Вампир следил за мной не менее пристально, чем при манипуляциях с чаем.
— Почему наука? — Я набила рот хлебом, чтобы вынудить его хоть что-то сказать.
— Почему история?
«Э, нет. Так просто ты от меня не отделаешься».
— Ваша очередь отвечать.
— Хотел, вероятно, понять, почему я здесь, — промолвил он, строя на столе замок из сахарницы и синих пакетиков с заменителем.
Совпадение его слов с тем, что говорила вчера Агата, поразило меня.
— Это вопрос для философа, не для ученого. — Я слизнула масло с пальца, скрывая растерянность.
— Вы думаете, ученые себе таких вопросов не задают? — заново прогневался он.
— Задавали когда-то. — Внезапные перемены в его настроении очень меня пугали. — Сейчас, по-моему, всех волнует не «почему», а «как». Как работает организм, как планеты движутся во вселенной.
— Хорошие ученые мыслят иначе.
Люди у него за спиной встали, и он напрягся, готовясь отразить нападение.
— Такие, как вы?
Он промолчал.
— Когда-нибудь вам придется объяснить мне связь между строением мозга, исследованием ДНК, поведением животных и эволюцией. Как-то не очень это все сочетается. — Я откусила еще кусок тоста.
Левая бровь Клермонта выгнулась до самых волос.
— Вы, я вижу, прошерстили кучу научных журналов.
— Это только честно, — пожала плечами я. — Вы-то в курсе моих работ — надо было как-то уравнять шансы.
Он пробормотал что-то — кажется, по-французски — и сказал:
— У меня было время ознакомиться с вашим творчеством. — Кольцо пакетиков с заменителем сахара образовало ров вокруг замка. — Никакой связи между тем, что вы перечислили, нет.
— Неправда.
Он, само собой, взбесился опять. Скорость его переключений напоминала мне, что я завтракаю со смертельно опасным монстром.
— В чем же она, по-вашему? — процедил он сквозь зубы.
— Не знаю, — правдиво ответила я, — но что-то такое есть. Какой-то вопрос, соединяющий ваши интересы в одну цепочку и придающий им смысл. Иначе пришлось бы допустить, что вы интеллектуальная сорока-воровка — но это, учитывая завоеванные вами награды, просто смешно. Или что вы подвержены скуке, хотя никаких фактов в пользу этого нет.
Пауза затягивалась, Клермонт сверлил меня взглядом, мой желудок начинал протестовать против объемов, которые я в него заложила. Я подлила себе чаю и довела его до кондиции.
— Для ведьмы вы весьма наблюдательны, — признал вампир.
— Не одни вампиры умеют охотиться, Мэтью.
— Верно. Все мы за чем-то охотимся, не так ли, Диана? Теперь ваш черед. Так почему же история?
— Вы еще не на все мои вопросы ответили. — Самый важный я так и не задала.
Но он остался тверд, и я, превратившись из следователя в допрашиваемую, перенаправила энергию для защиты.
— Поначалу меня, кажется, привлекла ее аккуратность. Прошлое выглядело таким предсказуемым, закономерным, неудивительным.
— Сразу видно, что вы в нем не жили, — сухо заметил вампир.
— Обратное выяснилось достаточно скоро, — со смехом признала я, — но на первых порах все представлялось именно так. Оксфордские профессора делали историю связным повествованием — начало, середина, конец. Все логично, все неизбежно. Это зацепило меня, как ни одна из других дисциплин. Я стала историком и ни разу не оглянулась назад.
— Несмотря на открытие, что человечество — ни в прошлом, ни в настоящем — не подчиняется логике?
— Утратив свою аккуратность, история стала еще привлекательнее. Каждый раз, беря в руки старый документ или книгу, я вступаю в бой с людьми, жившими много веков назад. Моя задача — вывести на свет тайны, которые они не могли или не хотели открыть.
— А если вам это не удается?
— Такого пока не случалось, — поразмыслив, сказала я. — Мне по крайней мере так кажется. Все, что нужно — это умение слушать. Никто не хочет по-настоящему, чтобы тайна так и осталась тайной — никто, даже мертвые. Люди повсюду оставляют ключи, которые приводят внимательного исследователя к разгадке.
— Значит, вы не только историк, но и детектив тоже.
— Да, только в моей работе ставки гораздо ниже. — Я сочла, что допрос на этом окончен — не тут-то было.
— А историей науки почему занялись?
— По зову великих умов, наверно. — Это вопреки моему желанию прозвучало чересчур бойко да еще и с вопросительной интонацией.
Клермонт начал разбирать сахарный замок.
Здравый смысл советовал помолчать, но узелки моих собственных тайн норовили развязаться сами собой.
— Мне хотелось понять, как люди выработали мировоззрение, в котором магия почти не присутствует. Как убедили себя в том, что от магии никакой пользы нет.
Вампир поднял на меня серый холодный взгляд.
— И вы это поняли?
— Как сказать. Я прониклась их логикой и проследила, как умирала под ножами экспериментаторов вера в то, что наш мир есть волшебное, необъяснимое место. Но экспериментаторы в конечном счете так и не победили. Магия никуда не делась: она ждала, что люди, разочаровавшись в науке, вернутся к ней.