Его слова падали холодно и звонко, как льдинки.
— Вы занимаетесь также вампирской генетикой?
— И чародейской, и демонской. — Мэтью подвинул ногой табурет на колесиках и усадил меня на него.
Вампир в черных высоких кедах «Конверс» выскочил из-за угла и притормозил, натягивая резиновые перчатки. Голубоглазый блондин лет тридцати, похожий на калифорнийского серфера. Не слишком высокий и довольно щуплый по сравнению с Мэтью, но собранный и энергичный.
— Четвертая, резус отрицательный, — определил он, глядя на меня с восхищением. — Вот это находка. — Он зажмурился и втянул носом воздух. — Еще и ведьма к тому же!
— Маркус Уитмор — Диана Бишоп, историк из Йеля. Она здесь в качестве гостьи, а не подушечки для иголок.
— А-а, — протянул Маркус разочарованно и тут же взбодрился: — Вы не против, если я все-таки возьму у вас кровь?
— Вообще-то против. — Не хватало еще, чтобы мне пускал кровь вампир-лаборант.
— А вы здорово взвинчены, доктор Бишоп, — присвистнул он. — Адреналином так и шибает.
— Что тут происходит? — осведомилось знакомое сопрано: к нам подошла Мириам.
— Доктор Бишоп в отпаде от нашей лаборатории.
— Извините, я не знала, что это вы. Пахнет по-другому… адреналин?
— Ага, — кивнул Маркус. — Вы всегда такая? Адреналин бьет ключом, а бежать некуда?
— Маркус. — Два слога, произнесенные Мэтью, содержали в себе предупреждение, леденящее костный мозг.
— Лет с семи, — ответила я, глядя в ослепительно-голубые глаза.
— Это многое объясняет, — снова присвистнул он. — Мимо такого ни один вампир не пройдет. — Маркус имел в виду явно не мою внешность.
— Мимо чего? — Мое любопытство возобладало над нервами.
Мэтью послал Маркусу взгляд, способный превратить молоко в простоквашу. Молодой вампир, напустив на себя безразличие, хрустнул пальцами так, что я подскочила.
— Вампиры — хищные существа, Диана, — стал объяснять Мэтью. — Нас привлекает адреналин, выделяемый людьми и животными.
— Мы чувствуем его запах и вкус, — подхватил Маркус. — Пряная, шелковистая, сладкая кровушка. Самый смак.
Мэтью с рычанием обнажил зубы. Маркус попятился, Мириам крепко взяла его за руку.
— Вы чего? Я не голоден! — вырвавшись, крикнул он.
— Доктор Бишоп вполне может не знать, что вампиры чувствуют адреналин, даже не будучи голодными. — Мэтью с видимым усилием обрел контроль над собой. — Мы всегда остаемся охотниками, Диана, а выброс адреналина характеризует добычу.
Теперь понятно, почему Мэтью то и дело приглашал меня на обеды и завтраки, чтобы как-то утихомирить. Его будоражил не запах жимолости, а нечто другое.
— Спасибо за разъяснение, Мэтью. — Вчерашний вечер пополнил мои знания о вампирах, но до совершенства было еще далеко. — Постараюсь взять себя в руки.
— Не нужно. Это мы должны держать себя в руках. И соблюдать элементарную вежливость. — Сердито глянув на Маркуса, Мэтью выбрал одну из папок.
— Не начать ли нам с начала? — забеспокоилась Мириам.
— Лучше с конца.
— Им известно об «Ашмоле-782»? — спросила я, видя, что Маркус и Мириам не собираются уходить. Мэтью кивнул. — Ты сказал им, что я видела в книге? — Снова кивок.
— Вы об этом еще кому-нибудь говорили? — За вопросом Мириам скрывались целые века подозрений.
— Если вы имеете в виду Питера Нокса, то нет. Только тете и ее близкой подруге Эмили.
— В тайну посвящены три ведьмы и три вампира, — задумчиво сказал Маркус, глядя на Мэтью. — Как интересно.
— Будем надеяться, что ее мы сохраним лучше, чем эту. — Мэтью подвинул папку ко мне.
Я открыла ее под взглядами трех вампиров, и в глаза мне сразу бросился заголовок «ВАМПИР В ЛОНДОНЕ». Меня замутило. Под вырезкой из газеты обнаружилась другая, где говорилось еще об одном обескровленном трупе. Далее шла журнальная статья — по-русски я не читала, но фотография жертвы с растерзанным горлом делала содержание ясным.
Следом — еще дюжина убийств и репортажи на всех мыслимых языках. В одних случаях жертвы были обезглавлены, в других на месте преступления не осталось ни капли крови, в третьих смерть из-за жестоких ран на шее и торсе приписывали животным.
— Мы гибнем, — сказал Мэтью, когда я просмотрела всю папку.
— Вернее, не вы, а люди, — резко ответила я.
— Не только они. Вампиры, судя по этим статьям, проявляют все признаки вырождения.
— Ты хотел показать мне вот это? — Мой голос дрожал. — Какая здесь связь с «Ашмолом-782»? — Страшные картинки оживили в моей памяти зловещие слова Джиллиан.
— Выслушай меня, — попросил Мэтью — похоже, он все-таки не стремился меня напугать.
Прижимая папку к груди, я села на свой табурет.
— Все эти смерти — результат неудачных попыток превратить человека в вампира. — Мэтью осторожно забрал у меня подборку. — То, что некогда было нашей второй натурой, стало вызывать затруднения. Наша кровь утрачивает способность создавать из смерти новую жизнь.
Становясь неспособным к размножению, биологический вид вымирает — а мир, судя по предоставленной мне информации, не нуждался в новых вампирах.
— У таких, как я, старых вампиров, питавшихся в молодости преимущественно человеческой кровью, это получается лучше, — продолжал Мэтью, — но старый вампир с годами теряет охоту создавать новых. Молодые — иное дело: они все рвутся создавать семьи, чтобы не быть одинокими в своей новой жизни. Они находят себе партнера, пытаются завести детей и тут обнаруживают, что кровь у них недостаточно сильная.
— Ты говорил, что мы все вымираем, — напомнила я, еще не оправившись от страха и гнева.
— Современные чародеи тоже не столь сильны, как их предки, — сообщила Мириам. — И детей у вас рождается меньше, чем в старину.
— Это не доказательство, а голословное утверждение.
— Вам нужны доказательства? Получите. — Мириам толкнула ко мне по блестящей поверхности еще две папки. — Не знаю только, что вы сможете здесь понять.
На одной наклейке, с лиловой каемкой, было напечатано «Бенвенгуда», на другой, с красной — «Гуд, Беатрис». Внутри не было ничего, кроме графиков: на первых листах — ярко раскрашенные синусоиды, далее прямые линии, черные и серые.
— Так нечестно, — запротестовал Маркус. — Ни один историк в этом не разберется.
— Вот это — строение ДНК, — показала я на черно-белую схему, — а разноцветные что демонстрируют?
— Это тоже результаты генетических тестов. — Мэтью оперся локтями на стол рядом со мной, придвинул к себе страницу с цветной синусоидой. — Здесь представлена митохондриальная ДНК женщины по имени Бенвенгуда, унаследованная ею от матери и других предков женского пола. Наследственность с материнской стороны, так сказать.
— А с отцовской?
Мэтью открыл черно-белый лист.
— Отец Бенвенгуды был человеком. Вот она, ее хромосомная ДНК — геном, — а вот материнская, чародейская. — Возврат к цветной схеме. — Митохондриальная ДНК, за пределами клеточного ядра, записывает только материнскую наследственность.
— Почему вы изучаете отдельно геном и материнскую ДНК? — Про геном я слышала, но митохондрии для меня были неизведанной территорией.
— Неповторимой личностью тебя делает хромосомная ДНК, комбинация отцовских и материнских генов. Благодаря этой комбинации у тебя голубые глаза, светлые волосы и веснушки. А митохондриальная ДНК представляет нам историю целого вида.
— И эта история записана в каждом из нас. В крови и каждой клетке нашего организма.
— И в ней, как в любой истории, — кивнул Мэтью, — значение имеет не столько начало, сколько конец.
— Что возвращает нас к Дарвину, — нахмурилась я. — К естественному отбору и вымиранию видов.
— В «Происхождении», можно сказать, говорится скорее о вымирании, — согласился Маркус, поместившись напротив нас.