Жизнь в доме превратилась просто в ад. Денис Давыдович, отстраненный от «партийной кормушки», почета и преклонения, от своей профессии и, как следствие, от объектов своего сексуального вожделения, словно с ума сошел. Всю свою ярость и злобу он вымещал на жене, которая осталась рядом из-за того, что ей просто некуда было идти и она должна была поддерживать миф о крепкой семье и его почетном, заслуженном отдыхе. Он не причесывался, не мылся, следовательно, плохо пах и все время был недоволен.
– Что?! Что ты пялишься на меня?! Коза! Никчемная коза!! Не смей меня осуждать! Понятно? Вам никогда не понять, в чем гений может черпать вдохновение! Гению простительно все!
– Гений и злодейство… – прошептала Диана.
– Вся страна! Вся наша социалистическая родина училась на моих сказках любви, добру и вере в коммунизм! Миллионы детей, ориентированных на то, что нужно было государству! Я пропагандировал законы добра! Неужели это не стоит нескольких порванных детишек?!
– Ты мерзавец!
– Да ты не оригинальна, дорогая!! Мерзавцы – это все вы, кто не дал талантливому человеку создавать свои шедевры и дальше! Нельзя так с человеком! Еще и пригрозили, что если я дернусь или заикнусь о каких-то правах для себя, то мне грозит тюрьма!
– Она по тебе просто плачет, – согласилась Диана.
И тогда Денис Давыдович принялся избивать ее с особой жестокостью, унижая всеми возможными способами.
– Да кто ты есть без меня? Моль бледная! Дура! Ничтожество! Я дал тебе все! Ты думаешь, я не знаю, что ты меня не любила никогда?! В сказочках зато любила сниматься! Я же любил эти нецелованные губки, наивные глазки и худые плечики. И во что ты, стерва, начала превращаться?! Тварь, ты, как все, предала меня! Плечи округлились, в глазах появилась уверенность, тело приобрело женственные формы! Как можно спать с «теткой»? Это же все опошляет!! Нет невинности и трогательности! Нет новизны ощущений! И я все равно тебя не бросил, а ты рыло воротишь! Где правда?! Единственное, что ты правильно сделала – так это аборт! У тебя бы отвисли грудь и живот, и ты стала бы еще безобразнее. А грудь, из которой сочится молоко, ассоциируется у меня только с выменем коровы! Ты хорошо это сделала! Признайся, для чего?! Испугалась, что я трахну младенца? – засмеялся Денис Давыдович. – Ты права! От такого голода я мог бы это сделать!
– Ублюдок… – сплевывала кровь Диана и снова получала по почкам.
Режиссер словно нашел новое и единственное в его положении дело – он каждый день избивал Диану до беспамятства и насиловал ее, приговаривая, какая она безобразная, но у него просто сейчас нет выбора.
– Квашня! Корова! Ты обманула меня! Трогательная русалка превращается в обычную бабу!
Иногда Диана просто отрубалась на полу и приходила в себя от прикосновений Варвары, прячущей слезы. Она помогала несчастной добраться до кровати, вытирала кровь и натирала синяки бодягой.
– Вот ведь оно как, хозяйка… Вот ведь оно как, – приговаривала она, пряча глаза.
А покрытое струпьями и синяками тело Дианы уже не отзывалось ни на что. У нее и душа уже ничего не чувствовала.
– Я вашего мужа, то есть хозяина, не люблю больше, я бы с превеликим удовольствием уехала домой, но не могу из-за вас. Он забьет вас насмерть… Господи! И в милицию не пойдешь! Заслуженный лауреат, твою мать!
Это продолжалось целый год, год ада. Денис Давыдович становился все хуже и хуже – потому что он так и не смог смириться с тем, что слетел с пьедестала и назад ему дороги не было. Несколько раз Диана уходила от него, и Денис Давыдович силой возвращал ее назад, грозя физической расправой. Он забил ее, Диана реально стала жертвой и уже не могла ему противостоять.
Закончилась ее семейная жизнь совсем трагически. Вернувшись один раз с дачи домой без предупреждения, Диана застала этого деспота насилующим ребенка, девочку двенадцати лет, которую он обманным путем привел в квартиру, встретив на улице и обратившись к ней за помощью со словами: «Помоги дедушке». И тут что-то в душе Дианы произошло. Она схватила тяжелые каминные часы из бронзы и обрушила их на голову Дениса Давыдовича…
Это дело тоже постарались замять. Не нужны были никакие скандалы, связанные с этим семейством. Все сочувствовали Диане и понимали, что она сто раз права, но, скорее, чтобы унять людскую молву, не дать самой Диане распространяться на эту тему, ей дали восемь лет за убийство великого человека, а через четыре года выпустили условно-досрочно, тихо, чтобы никто не вспомнил о ней, когда уже не говорили про это дело, когда прошел ажиотаж.
Диана вышла из колонии общего режима в возрасте двадцати восьми лет и попала совершенно в другую страну. Середина девяностых, каждый выживал, как мог, страна представлялась умирающим организмом без бригады реаниматологов рядом, и неизвестно было, пощадят ее или нет силы свыше. Не было ни принципов, ни морали, ничего… Страдали и культура, и кинематограф, и театр, куда люди на какое-то время вообще перестали ходить. Диане легче было вернуться на зону, где, по большому счету, ей было хорошо по сравнению с последними годами жизни с мужем. На зоне женщины, во-первых, ее узнали, все смотрели фильмы с ее участием, все ее любили за свет и доброту, за талант, неземную красоту и общую трогательность. Когда узнали, за что ее посадили, Диану еще и зауважали за характер и мужество. Ее не трогали, не обижали, не заставляли жить по понятиям, ее просто оставили в покое. А Диана читала им стихи на память, рассказывала интереснейшие произведения из мировой классической литературы. Женщины слушали ее открыв рот. А еще на редких творческих вечерах Диана пела для них и танцевала, погружая в мир таланта и искусства. Навещали ее Варвара и Люба, не пропуская ни одного свидания. Других родственников на тот момент у Дианы уже не было, и поддержка этих двух женщин была для нее очень важна.