– Только то, – не скрывая отвращения к преступнику и одновременного участия к жертве, отвечал опытный полицейский, – что во время своих издевательств изувер что-то засунул внутрь ее тела и там потом обломил.
– Неужели такое зверство возможно?! – воскликнул молодой, а соответственно еще и неопытный, оперативный сотрудник, чрезвычайно впечатленный таким неожиданным обстоятельством и впервые столкнувшийся с подобным проявлением человеческой жестокости, и в том числе беспощадности.
– Опять ты суешься?! – на полуслове оборвал его криком руководитель. – Тебе-то какое до этого дело? Иди лучше обследуй округу, осмотри все… внимательно! И поищи голову с сердцем; авось этот «урод» – другого слова и подобрать не могу! – где-нибудь их случайно да обронил, – но вдруг, видимо сам осознавший, что «сморозил» абсолютную глупость, тут же поправился: – Или специально спрятал, а возможно, и выбросил.
Дениса прямо подмывало вытянуться по струнке, отдать честь и крикнуть: «Есть!» -показывая таким образом свое негативное отношение к начальнику (потому что в полиции так делать было непринято), но он в очередной раз сдержался и, подавив в себе все более нарастающий гнев, двинулся выполнять это, с одной стороны, хотя и в необычной манере сформулированное, но, с другой – все же справедливое, поручение. Не успел он отойти еще на каких-нибудь десять метров, четко выполняя указание и дотошно всматриваясь в весеннюю, еще не зазеленевшую, почву, как услышал громкий окрик руководителя, призывающий его вернуться обратно:
– Эй, сержант, – именно такое звание пока сохранялось за младшим оперуполномоченным, – хватит впустую «копытами» мять! Иди сюда: надо отправляться на более важное дело!
«Ну, – здесь Денис не удержался в своих мыслях от крепкого слова, отчетливо отображавшим его наполненные негативом эмоции, – опять, очевидно, нашего главного грамотея посетила какая-то блажь; и он снова сейчас заставит заниматься несвойственными моему прямому предназначению обязанностями; однако делать нечего – с начальником разве поспоришь? Тем более что, как принято говорить, если кому-то что-то не нравится, то в таких случаях никто никого и нигде не задерживает. Можно, конечно, еще уйти на гражданку… но чего я там собой представляю? Да ровным счетом ничего более или менее стоящего. Поэтому надо просто с четкостью исполнять свои должностные обязанности и поменьше обращать на всяких самодуров внимание». С такими невеселыми размышлениями молодой оперативник следовал на зов своего непосредственного начальника; но не успел он приблизиться, как тот заторопил его в своей обычной манере:
– Давай шевели уже быстрее своими «батонами»! Нам позвонили кинологи и сообщили, что их, как они утверждают, умнейшая и натренированная собака привела к дому убийцы; сейчас же они ожидают на месте и ждут только нашего появления.
Никто не стал уточнять, почему появилась такая уверенность, что собака вывела полицейских именно к жилищу убийцы, а также почему, если те сотрудники так в этом уверенны, то сами не организовали молниеносного задержания, а ожидают прибытия какой-то подмоги, ведь, по сути, они такие же представители внутренних органов и обличены для этой цели всеми необходимыми полномочиями; впрочем, такое разъяснение никто бы и не соизволил давать еще и потому, что Карелин сразу же переключился на разговор с участковым, заканчивая тем самым его подворный обход и вызывая к месту общего сбора, определенного им на автомобильной трассе, где был оставлен служебный транспорт. К слову сказать, Герман Петрович не только к молодому оперативнику относился с невероятной пренебрежительностью, но такие же вольности и предвзятость, неприемлемые среди обычных людей, он допускал и в отношении остальных подчиненных ему сотрудников, словно бы считая себя среди них каким-то безусловным, беспрекословным лидером; ну, а люди эти, соответственно, ему приданы лишь для того, чтобы вершить в том небольшом поселке свою абсолютную волю; именно по этой причине его телефонный разговор с сосланным под его начало бывшим начальником отдела по борьбе с экономическими преступлениями выглядел следующим образом:
– Шаронов! – крикнул начальник грубым голосом в свой мобильник. – Бросай все дела и быстро «дуй» к месту общего сбора, – он почему-то решил, что довел мало значимой информации и тут же посчитал, что обязан уточнить дополнительно: – Ну, это туда, где остались все машины… там на дороге, откуда мы пошли на место обнаружения трупа. В общем, ты понял, а если не понял, то я тебе устрою – ужо!
Чего означало это «ужо» Карелин разъяснять не стал, справедливо полагая, что тона, каким он все это проговорил, вполне достаточно, для того чтобы отчетливо себе уяснить, что в смысле подобного слова не может крыться ничего хорошего ни по отношению к человеку, которому оно предназначено, ни к кому бы то не оказалось, другому. Между тем в обратный путь выдвинулись три человека: руководитель местного отделения полиции, считавший себя чуть ли не царьком на отдельно взятом муниципальном образовании, его подчиненный оперативный сотрудник и начальник уголовного розыска, прибывший прямиком из райцентра.