– Я ничего такого не делал и раскаиваться мне не в чем. Вы собрались «повесить» на меня очередное, нераскрывающееся убийство; так что же… дерзайте! На то воля ваша.
– Ты давай здесь не умничай, – грубо оборвал его Герман Петрович, в присутствии областного оперативника не решившийся рыкнуть по обыкновению грубо, – следы преступника ведут к твоему дому и там обрываются, а это может означать только одно – ты и есть тот жестокий убийца!
Ивановский подполковник одарил неугомонного и не отличающегося большим умом начальника очень откровенным, «остужающим», взглядом, яснее-ясного говорившим о том, что тот значительно опережает события, да и попросту суется не в свое дело, а главное, офицер уже очень пожалел, что позволил ему участвовать во время допроса; но тем не менее вслух он ему ничего не сказал, а почти сразу же отвернувшись к Денису, промолвил:
– Согласишься ли ты – если к тому возникнет необходимость? – пройти полиграф и ответить через него на интересующие нас вопросы?
– Конечно, – не задумываясь выпалил молодой человек, придавая своим словам как можно больше уверенности, – мне скрывать абсолютно нечего, и я готов на любые процедуры, лишь бы только доказать свою невиновность – я сам не понимаю, как такое стало возможным, что следы маньяка-убийцы привели к моему жилищу? Очевидно, что меня просто кто-то очень сильно хочет подставить?.. – пожал он, недоумевая, плечами.
– Но зачем? – вмешался в разговор Бесстрашный, выгодно отличавшийся от Карелина своим более покладистым характером и непременным желанием докопаться именно до истины, а не «загрузить» на преступление первого попавшего под подозрение человека. – А главное, кому – такое! – вообще, могло прийти в голову?
– Я не знаю пока, – понуро опустив книзу голову, продолжал Денис подрагивать нервными нотками, – но непременно хочу это выяснить…
Договорить он не успел, так как Герман Петрович, никак не реагировавший на мимику ивановского сотрудника и считавший себя непревзойденным мастером развязывать преступникам языки, грубо оборвал его реплику и, придавая лицу звериное выражение, грозным голосом прорычал:
– Хватит нам уже здесь «ваньку валять»! Мы всё уже знаем, – что именно ему известно, он уточнять не потрудился, полагая, что одного этого утверждения будет более чем достаточно, – и все равно тебя, «мерзавца», засадим – доказательств хватает! Давай уже сознавайся и сэкономь нормальным людям их драгоценное время! У нас и без тебя, «ублюдок», мороки хватает!
Ивановскому оперативнику, видимо, было в диковинку видеть подобное проведение следственных действий, и он, опешив от удивления, ошарашенно уставился на – «целого»! – начальника поселкового отделения, явно не понимая, как такой неотесанный человек мог дослужиться до столь высокого чина. Тем не менее, верный своему служебному долгу, он все-таки посчитал, что просто обязан осадить зарвавшегося руководителя.
– Товарищ подполковник, – сведя к переносице брови, придал он своему голосу металлических ноток и, нарушая все допустимые инструкции, грозно воскликнул: – Что Вы себе позволяете?! Достоверно еще не установлено, что этот молодой человек имеет какое-то отношение к совершенному преступлению, и мы пока еще не знаем, является ли он лицом, причастным к тому убийству; мы пытаемся сейчас разрешить сомнения, возникшие касательно некоторых странных событий; а если Вы этого не понимаете, то прошу Вас покинуть место проведения допроса, либо отойдите в сторону и не мешайте, пожалуйста, устанавливать все обстоятельства этого, и без того сложного, дела.
Для более грамотного областного оперативника было дико и непривычно вести подобные разговоры в непосредственном присутствии лица, подозреваемого в совершении преступления; однако, вопреки всем принятым правилам, он никак не мог допустить, чтобы какой-то своенравный, считающий себя мелким царьком, начальник мешал ему соблюдать все принятые в таких случаях необходимые меры и предписания. Поэтому-то и неудивительно, что его терпение так быстро лопнуло и он начал выговаривать «самодурящему» начальнику о его мешающих общему делу неправомерных и неправильных действиях. Он не сомневался в его способностях выводить на откровенный разговор людей низких социальных прослоек, но здесь перед ними предстал человек совсем другого склада, причем сам являвшийся оперативным сотрудником, а с ним такие методы, каких обычно придерживался Карелин, были просто недопустимы. Герман же Петрович всего этого, конечно, не осознавал, несправедливо предполагая, что ивановский «хлыщ» хочет заграбастать себе всю его славу, непременно последующую после раскрытия этого необычного и небывалого ранее преступления, а его – прославленного и опытнейшего сотрудника! – хотят обойти стороной в раздаче лавров победителям, так непревзойденно сумевших вывести «на чистую воду» жестокого душегуба, или, говоря проще, очередного маньяка-убийцу. Основываясь именно на этих побуждениях, он и остался крайне недоволен пламенным изречением областного «начальниЧка» (так он его про себя называл), однако, несмотря на весь свой вздорный характер, ко всеобщему удивлению, возражать ему не отважился, а придав своему лицу обиженную и крайне недовольную мину, вероятнее всего понимая, что власти у его оппонента немного побольше, отошел в сторону и уселся на разложенные нары, предоставив тому возможность воочию продемонстрировать – как же необходимо поступать в таких случаях.