- А что это такое? - близоруко сощурилась она.
- Кусочек материи, он был на кусте смородины.
- И что с того? - все еще недоумевала Нинон.
Мое терпение лопнуло.
- Как что? Вдруг это клочок одежды маньяка!
Нинон так расхохоталась, что даже сложилась пополам:
- Ой, не смеши меня. Посмотри-ка лучше туда!
- Куда? - не поняла я.
- Да вот сюда, сюда...
Я обернулась и увидела толстую проволоку из нержавейки, натянутую как раз на уровне моих глаз. Для чего она здесь?
- Так ты тут белье сушишь... - протянула я растерянно.
- Вот-вот, - кивнула Нинон, - правильно мыслишь. В последний раз я повесила сушиться полотенца и кое-что из нижнего белья, а за прищепками сходить поленилась. Поднялся ветер, и все мои тряпки разнесло по участку. Да мало того, пара лифчиков залетела к соседям. Хорошо хоть в тот день Витальки не было, только Ирка, покойница. Так мы с ней тогда полчаса по их замечательным лианам лазили, как обезьяны, лифчики снимали.
Я помяла в руке клочок белого шелка и позволила ему легко спланировать на ухоженную грядку настурций. Эх, какая версия пропала, хотя... Разве без меня не хватает бездельников для того, чтобы ловить маньяков и доказывать их вину? Только сегодня я насчитала троих, включая бывшего мужчину моих несбывшихся снов.
Поскольку вопрос происхождения дыры в заборе и кусочка шелковой материи на смородиновом кусте так прозаически разрешился, я вернулась к разговору о вернувшемся банкире:
- И что он говорит?
- Кто? - не поняла Ниной.
- Ну банкир твой, кто же еще?
- Как что? Жалеет, себя обвиняет в Иркиной смерти. И ведет себя как-то странно, взгляд неподвижный. Вот уж не думала, что он будет так убиваться... Нинон помолчала, а потом добавила озабоченно:
- Слушай, я что подумала, как бы он чего не вытворил...
- В каком смысле?
- В каком-каком... В самом прямом. У него жестокая депрессия, что тут непонятного?
"В этом смысле мы с ним родственные души", - грустно подумала я, а вслух сказала:
- А родственники у него какие-нибудь есть?
Нинон ткнула пальцем в дужку очков.
- Откуда я знаю? Его родню я никогда не видела, зато у Ирки полно всяких дядюшек-тетушек. Если они все сбегутся, то бедного Витальку заедят, начнут пилить, на мозги капать, ох не завидую я ему...
Я кинула рассеянный взгляд на соседский дом, и меня словно в сердце кольнуло.
- Послушай, Нинон, может, нам сходить к нему, поговорить с ним?..
Нинон накрутила на палец один из своих ржаных локонов.
- Ты знаешь, я тоже об этом думала. Надо бы заглянуть к нему под каким-нибудь предлогом, ну, по-соседски, поговорить о том о сем, а заодно отвлечь от грустных мыслей. Нужно же помогать ближним!
И мы с Нинон отправились оказывать психологическую поддержку овдовевшему банкиру. Нинон первой подошла к двери, с которой уже была сорвана печать, и нажала на кнопку звонка, один раз, другой. Обернулась ко мне и озабоченно пробормотала:
- Что-то не отзывается...
- Может, спит... - неуверенно предположила я.
Нинон только пожала плечами, перестала выжимать из дверного звонка пронзительные трели и решительно стукнула кулачком по дубовой двери. Та в ответ приоткрылась с легким скрипом. Нинон, оглянувшись, посмотрела на меня, словно спрашивая совета, и шагнула через порог. Ясное дело, я поплелась за ней.
Банкирские апартаменты выглядели ничуть не хуже, чем у Нинон, мне они даже показались просторнее, вероятно, из-за светлых обоев, но особенно присматриваться мне было некогда, потому что наверху что-то отчетливо громыхнуло. Будто большой кусок штукатурки отвалился. Мы с Нинон, не сговариваясь, рысью ринулись наверх по модерновой лестнице.
Банкира мы обнаружили за ближайшей дверью. Он сидел на полу с выпученными глазами, физиономия пунцовая, полы махрового халата разошлись, обнажив поросшие рыжими волосками толстые ляжки, но все это еще цветочки. Хуже было то, что на шее у него болталась веревка, вернее, пояс от надетого на нем халата.
- Мамочки! - простонала Нинон и прикрыла рот ладонью. - Он хотел повеситься.
Она бросилась к банкиру, присела возле него на корточки и запричитала:
- Виталий... Да что же это такое, нельзя же так...
А этот здоровый мужик с толстыми ляжками расплакался, как ребенок, хлюпая носом и повторяя одно и то же:
- Я.., я не могу так... Как же я теперь буду жить...
- Ну-ну, не стоит так убиваться, что же теперь... - Нинон развязала узел на поясе, все еще болтавшемся на банкирской шее. - Может, "Скорую помощь" вызвать?
- Не надо, нет, не надо, - замотал плешивой головой банкир. - Зачем "Скорая", у меня же все равно ничего не получилось...
- Вот и слава богу, - сочувственно вздохнула Нинон.
А безутешный банкир прибавил с трагическим пафосом:
- Даже это у меня не получилось, как и все остальное, впрочем... Семейная жизнь не сложилась... Думаете, я ее не любил? Думаете, я не любил Ирку?
- Мы так не думаем! - заверила его Нинон и, обернувшись ко мне, незаметно подмигнула: мол, совсем у мужика крыша поехала.
А убитый горем банкир продолжал исповедоваться по полной программе:
- Да я ее еще как любил, только не умел объяснить толком, может, потому она мне и не верила. Мне же красивые словеса разводить было некогда, все время дела, работа, и-эх... А она, видно, думала, что я к ней равнодушен, а я ведь любил ее, любил!
Последнее признание банкир произнес с отчаянием, почти выкрикнул, и Нинон поспешила развеять его сомнения:
- Мы верим, верим...
Несчастный вдовец отвернулся к окну, покусал пухлые, как у обиженного младенца, губы и выдал следующую порцию покаянных признаний:
- Идиот я, конечно, был, как все мужики, рассчитывал, раз у нее тряпок полно, а во французских духах можно купаться, то больше ничего и не надо, а ей, видно, тепла не хватало, да тут еще кризис среднего возраста... А я, дурак, все понять не мог, чего ей не хватает... Теперь понял, да слишком поздно...
Банкир все еще хлюпал носом, но уже пореже, да и стенания его приняли более практический характер:
- Да о чем я... Завтра же похороны, а я совсем расклеился. Ничего, сейчас я возьму себя в руки, сейчас возьму...
- Завтра похороны? - переспросила Нинон. - Так, может, помочь чем? Хлопот-то, наверное, много...
- Да, много, - уныло кивнул банкир, - но мои друзья и сотрудники меня от них освободили, уже подготовили все, что положено в подобных случаях. Я им очень благодарен, потому что сам бы не смог, наверное, а так... В общем, завтра в десять за мной придет машина, и я поеду, я поеду.., хоронить мою Иринку, просто язык не поворачивается сказать такое. - И он с мольбой посмотрел на Нинон. - Поедемте со мной...
Я перехватила изумленный взгляд Нинон и сделала страшные глаза (должна признаться, что не люблю похорон), но эта самодеятельная самаритянка сделала вид, что ничего не поняла, и легкомысленно пообещала:
- Ну конечно, мы поедем. Правда, Женя?
- Разумеется, - недовольно буркнула я и отошла в сторонку. Это называется, инициатива наказуема. Как-никак это была моя идея - проведать вдовствующего банкира. А с другой стороны, еще неизвестно, чем бы все закончилось, не подоспей мы с Нинон вовремя. Не исключено, что он предпринял бы еще одну попытку повеситься, а та, упаси боже, оказалась бы удачной.
Нинон, вероятно, думала о том же, потому что продолжала неустанно утешать беднягу-банкира. Я же тем временем рассеянно оглядывала банкирские хоромы, точнее, хозяйскую спальню, представлявшую собой довольно жалкое зрелище: кровать смята, на полу валяются какие-то тряпки. Впрочем, в первозданном виде опочивальня, очевидно, производила впечатление: на полу пушистый белый ковер, повсюду шелк, атлас и прочие дорогостоящие прибамбасы. Не говоря уже о туалетном столике в углу, заставленном коробками с духами и баночками с кремом, - не в каждом парфюмерном магазине столько увидишь, даже странно, что покойная банкирша бесилась при таком количестве антидепрессантов. Странная она все-таки была женщина, судя по тому, что я узнала о ней от Нинон.