- В общем-то, конечно, - замялся Широкорядов, - но все-таки...
- А вот мы с Жекой от вечеринки не отказались бы, - мечтательно сказала Нинон, - особенно после сегодняшних похорон, а, Жека?
Я даже не знала, что и думать. Вечеринка после похорон - пожалуй, это слишком.
- Ну.., если ты так думаешь, тогда считай, что я вас пригласил. Кстати, Нинон, в прошлый раз ты мне здорово помогла все организовать, так что сегодня я снова на тебя надеюсь.
- Конечно, мы тебе поможем, не сомневайся, - весело прочирикала Нинон, вся преобразившаяся в присутствии поэта-песенника. - А много народу будет?
- Да не так уж много, человек пять от силы семь, если, конечно, все пожалуют. Если честно, я бы ничего такого не затевал, но мне нужно наладить неформальный контакт с одним человечком. Черт, если бы знал, что тут такое творится, устроил бы эту встречу в каком-нибудь ресторане, а теперь будет трудно все переиграть... - все еще мучился сомнениями Широкорядов.
- Ничего страшного, - успокоила его Нинон, - не стоит переживать. Устроим все, как в прошлый раз, твой человечек останется доволен, а неформальный контакт сам собой наладится, - пообещала она.
Я ровным счетом ничего не понимала.
Поэт-песенник встал с кресла, провел рукой по своей роскошной шевелюре и поставил точку в разговоре:
- Тогда до шести, остальные начнут собираться в семь.
Нинон ослепительно улыбнулась поэту-песеннику, и он скрылся за дверью.
***
- И что все это значит? - осведомилась я, когда мы с Нинон остались одни.
Нинон поднялась с кресла, сладко потянулась и томно изрекла:
- Разве ты еще не поняла? Мы идем на веселую вечеринку! Тебе там понравится, вот увидишь, у Широкорядова такие интересные знакомые... Приятели, которых чуть не каждый день показывают по телевизору...
- И все-таки это как-то... - Я замялась. - Сначала похороны, потом вечеринка... У меня голова кругом идет.
- Да что тут такого? - упорно стояла на своем Нинон. - В жизни, если ты до сих пор не заметила, всегда так: одни умирают, другие рождаются, как в песенке, м-м-м... "жизнь полна контрастов, то прощай, то здравствуй...".
- И кто сочинил эту песенку? Наш поэт Широкорядов? - поинтересовалась я.
Нинон задумалась:
- Не уверена, но это не имеет принципиального значения. Жизнь и в самом деле устроена так, что в ней всего хватает: и печального, и веселого. А кроме того, разве ты родственница Остроглазову, чтобы скорбеть по его жене до конца своих дней?
- Нет, - замотала я головой.
- Вот то-то же, - резюмировала Нинон и еще раз сладко потянулась. Поэтому мы с тобой имеем полное моральное право немного расслабиться после пережитых ужасов. Ты разве против?
- Вроде бы нет, - призналась я. Честно сказать, я уже ни в чем не была уверена после всего, что свалилось на мою голову за последние несколько дней. Единственное, что я себе позволила, так это поинтересоваться историей знакомства Нинон с именитым поэтом-песенником, с которым, как выяснилось, она была накоротке.
- Да он совсем простой парень, - легкомысленно махнула рукой Нинон, - без всяких там закидонов. Теперь уже не вспомню, как мы подружились... Кажется, он заглянул попросить то ли соли, то ли спичек... Да мы здесь все запросто общаемся. Дипломат, который недостроенную дачу продал, кстати сказать, тоже был мужик нормальный, здоровался всегда. Остроглазовы опять же особенно не кичились, но, поскольку у Ирки явно что-то с головой было, Широкорядов их не очень жаловал... Короче, вот увидишь, тебе понравится вечеринка. Кстати, нравы у его подруг и приятелей самые демократичные. Все будет без напряга, вот увидишь. Тебе понравится, тебе непременно понравится, - оптимистично заключила она.
Я пожала плечами и двинулась наверх переодеваться. Вечеринка так вечеринка. Может, оно и к лучшему, отвлекусь немного. Я сняла черный костюм, который Нинон некогда пыталась всучить покойной банкирше-истеричке, и облачилась в ситцевый сарафанчик. В нем я собирала смородину и теперь, обнаружив лиловое пятно на подоле, вспомнила о ведре в подвале. Стоять ему там до завтра, поскольку сегодня до смородины у нас с Нинон руки не дойдут. Вопрос, дойдут ли они завтра?
Глава 12
Без десяти шесть вечера мы с Нинон вышли на террасу. Последовала неизменная процедура запирания замков, по окончании которой Нинон бросила долгий взгляд на банкирский дом:
- Интересно, вернулся Остроглазов? Может, в Москве остался.
- На его месте я именно так и поступила бы. Очень сомнительное удовольствие ночевать в доме, в котором произошло убийство, - сказала я, только потом сообразив, что оговорилась - банкиршу все-таки убили не дома, а неподалеку от платформы, на заброшенной дороге, которой давно никто не пользовался. - Убийство, конечно, произошло не в доме, но вся обстановка там такая гнетущая, эти разбросанные сорочки и халаты, бр-р... Даже запах духов еще не выветрился... Лично я чувствовала бы себя там как в склепе.
- Пожалуй, - согласилась со мной Нинон, - хотя, насколько я могу судить, чисто внешне обстановка в доме самая обычная. Ирка всегда была страшной неряхой.
Когда мы вышли за калитку, я переменила тему, потому что на ум мне пришло совсем другое. Я позволила себе немного поворчать:
- Этот твой поэт-песенник, что он о себе воображает? Он что, думает, что мы с тобой две сенные девки Палашки, раз так запросто зовет рубить бутерброды для своих гостей?
Нинон отнеслась к моим словам удивительно легкомысленно:
- Да что ты такое плетешь? Ты же его совсем не знаешь! Он зовет нас вовсе не бутерброды рубить, просто он такой человек, ему необходимо, чтобы рядом всегда кто-то был. Он сам все будет делать и тем временем сыпать шуточками, читать стихи, вот увидишь, тебе понравится, это целое представление. Знаешь, он даже стихи сочиняет не в тишине и не в одиночестве... Ему нужны люди, музыка, он это называет фоновым шумом... Наверняка к концу вечеринки выдаст что-нибудь новенькое.
- Да он гений, этот твой поэт-песенник, - ядовито прокомментировала я, не понимая, с чего это я на него взъелась.
- А ты зануда, - беззлобно сказала Нинон.
Я попыталась обидеться, но это мне не удалось. Может, потому, что я прекрасно осознавала причину собственного занудства: неудачи на всех фронтах, от карьерного до любовного. Похоже, пора мне взнуздать свои эмоции, а то и не замечу, как превращусь в чистопородную стерву, желчную и злопамятную.
Самокритично оценив свои вполне безрадостные перспективы, я даже не стала противоречить, когда Нинон выдала очередную идею:
- Надо бы к банкиру заглянуть, посмотреть, как он там. Вдруг опять в петлю полезет?
Разумеется, мое внутреннее "я" горячо воспротивилось такому предложению Нинон, но, памятуя об ожидающих меня в обозримом будущем карах, я прикусила бойкий язык, лишь пробурчав под нос:
- Если только он здесь...
Как раз в этот момент мы проходили рядом с оградой банкирской дачи. Нинон приподнялась на цыпочках и заглянула во двор:
- Форточка на кухне открыта, значит, он здесь.
Когда она толкнула калитку, я уже не сопротивлялась, только воздала молитву небесам, попросив их сделать так, чтобы банкир не вздумал повеситься или предпринять что-нибудь в таком духе.
Не знаю, дошли ли мои молитвы по адресу или просто-напросто произошло счастливое совпадение, но банкир самолично встретил нас внизу. Выглядел он по-прежнему бледновато, но несколько бодрее, чем накануне; еще от него откровенно попахивало спиртным.
Пока Нинон награждала его ничего не значащими словами сочувствия, я обозревала обстановку гостиной (накануне, когда я туда-сюда сновала с чайником, мне было не до того). В результате я заметила большую медвежью шкуру (впрочем, я не до конца уверена в том, что она действительно медвежья), брошенную напротив камина, и стоящие прямо на полу бутылку коньяка и рюмку из красивого стекла. Камин, конечно, не был затоплен, что неудивительно в такую-то жару, однако же это не помешало вдовствующему банкиру поместить все это в непосредственной от него близости. Настоящий эстет, даже скорбеть предпочитает со вкусом.