- Тук-тук! - сказал кто-то внизу. - Милые барышни, вы дома?
- Это еще кто? - Нинон хлюпнула носом. - Опять следователь, что ли?
- Понятия не имею. Надеюсь, во всяком случае, что это еще не маньяк. - Я вышла на лестницу и, перегнувшись через перила, посмотрела вниз.
А там стоял поэт-песенник. Увидев меня, Широкорядов приветственно помахал рукой, словно я сходила по трапу самолета, а он меня встречал, и объяснил причину своего визита:
- Решил узнать, как ваши дела...
- Отлично, - буркнула я, - как раз вещички упаковываем...
- Решили, значит, в Москву перебраться, - усмехнулся Широкорядов. Надо же, какой догадливый! Будто у нас был выбор!
- А что делать, что делать? - задышала мне в спину Нинон, которая тоже вышла на лестницу. - Страшно все-таки.
- Да уж, фабула почти как у Агаты Кристи, - согласился поэт-песенник, действующие лица выбывают один за другим...
- В том-то все и дело, - судорожно всхлипнула Нинон. - Ну скажите, зачем понадобилось убивать Сеню? Ведь безобидный же был парень!
- Вижу, вы уже обо всем знаете. Ну, конечно, следователь у вас ведь тоже наверняка побывал. Что до Сени, то он действительно был неплохой парень, проворный такой, услужливый, - кивнул Широкорядов. - Правда, в его безобидности я не очень-то уверен. Все-таки он был каким-никаким, а коммерсантом, а коммерция в условиях нашего дикого рынка - дело рискованное. Конкуренты там всякие, "крыши" и прочее...
- Что вы хотите этим сказать? - въедливо осведомилась я, почти как мой бывший возлюбленный, он же следователь по особо важным делам.
Поэт-песенник преспокойненько опустился на уютный диванчик, на котором я вчера приходила в себя после переживаний, связанных с железнодорожной аварией, и закинул ногу на ногу.
- Этим я хочу сказать, что ни одной минуты не верю в маньяка-убийцу.
- Как это? - опешила Нинон. - Что же тогда, все эти преступления нам приснились, что ли?
- Нет, не приснились, - возразил поэт-песенник, - только они никак не связаны между собой. В смысле, все они совершены разными людьми, и их совпадение во времени и пространстве не более чем случайность. И в этом коренное отличие наших ужасов от увлекательных романов Агаты Кристи. Очевидно, так же думает и московский следователь, этот бедняга, который совсем с ног сбился. М-да, вот уж кому не позавидуешь. Кстати, после меня он отправился к этому неприятному типу с недостроенной дачи, у которого вагончик со строителями сгорел, а уезжая, зачем-то прихватил его с собой.
Нинон медленно, как сомнамбула, спустилась по лестнице и остановилась в двух шагах от Широкорядова:
- Они задержали Овчарова?
- Этого я не утверждаю, - уклончиво ответил поэт-песенник, - я всего лишь видел, как его усадили в машину, а машина отбыла в сторону Москвы.
- Ты что-нибудь понимаешь? - Ниной покосилась на меня.
- Я тебе что, ясновидящая Ванга, что ли? - огрызнулась я, озабоченная лишь тем, чтобы Нинон, не дай бог, не передумала съезжать с дачи.
Между тем Широкорядов как-то странно повел носом и принюхался:
- Чем это у вас тут пахнет? Нинон тоже шумно втянула воздух в ноздри и растерянно пробормотала:
- Правда, пахнет, чем-то кислым...
- Наверняка труп в подвале разлагается, - мрачно пошутила я, однако что-то такое в моей голове забрезжило. Вино! Боже, мы опять забыли про смородину!
Узнав про наши с Нинон эксперименты в области виноделия, поэт-песенник пришел в страшное возбуждение и пожелал самолично ознакомиться с промежуточным продуктом. Мы повели его в подвал, где мошек стало в два раза больше, чем накануне. Про запах я молчу.
- Да, винокурня у вас знатная, - крякнул Широкорядов и осведомился; - А спирт-то есть?
- Где-то был, - безразлично отозвалась Нинон, водя отсутствующим взором по стеллажам, заставленным банками, в основном пустыми. Хозяйка из Нинон ничуть не лучше, чем из меня.
- Тогда нужно отжать мездру и закрепить. - Между прочим, поэт-песенник мыслил в том же направлении, что и я. - И тогда долгими зимними вечерами вы будете потягивать смородиновую настоечку.
- До того ли сейчас... - горестно вздохнула Нинон, однако на кухню сбегала и принесла трехлитровую банку спирта, почти полную. - Вот, - протянула она банку Широкорядову, - этот спирт мне тоже Сеня привез, я просила пол-литра для растирки и всякого такого, а он банку достал: берите, говорит, спирт хороший, недорого. Я ему: зачем мне так много, а он: не прокиснет.
Нинон снова жалостно шмыгнула носом, а поэт-песенник самоотверженно взялся за доводку нашей настойки до нужной кондиции. Причем достаточно квалифицированно. Я наблюдала за его действиями с профессиональным интересом, а Нинон еще пару раз летала на кухню то за одним, то за другим.
Когда дело было сделано, а спирта в банке убавилось наполовину, поэт-песенник задумчиво посмотрел на оставшуюся часть:
- А этим можно Сеню помянуть... И с его легкой руки, вместо того чтобы продолжить сборы в Москву, мы с Нинон стали собирать на стол прямо на кухне. Нинон метала из холодильника продовольственные запасы, сделанные, кстати, при самом непосредственном участии покойного Сени, я орудовала ножом, по-быстрому сооружая бутерброды. А поэт-песенник прямо из банки разливал спирт по рюмкам.
Первую мы выпили молча. Не успели закусить, а Широкорядов уже наполнил рюмки во второй раз.
У Нинон глаза по-прежнему были на мокром месте, но алкоголь ее несколько подбодрил. Я грустно посматривала на часы, прикидывая, на какой электричке мы сможем уехать, если сможем вообще, потому что Нинон больше уже не выказывала таких намерений.
А тут еще и поэт-песенник подлил масла в огонь (кто его просил?):
- Лично я никуда уезжать не собираюсь. Чего это я должен бежать из собственного дома? Здорово будет, когда мы все сделаем отсюда ноги и бросим дачи на произвол судьбы. Ну нет, я так не согласен.
Я решила обратить его выступление в свою пользу:
- Ну, раз вы остаетесь, может, заодно и за дачей Нинон присмотрите?
- Да пожалуйста, только я ведь не буду сидеть, как пес на цепи, и ночью я сплю довольно крепко. Слушайте, милые барышни, зачем вам уезжать? Оставайтесь! Когда еще представится такая замечательная возможность пощекотать нервишки!
- Оригинально же вы смотрите на вещи, - покачала я головой.
- И вообще, - невозмутимо продолжал этот краснобай, - ни мне, ни вам ничего не грозит.
- Как вы можете быть таким уверенным? - взорвалась я, уже подогретая спиртом: еще не хватало, чтобы он уговорил Нинон остаться.
- Элементарно, - Широкорядов опрокинул третью рюмашку, - просто я все рассчитал.
Мы с Нинон молча на него воззрились, а он разглагольствовал на полную катушку:
- Мне лично все ясно. Эти убийства мне понятны, так же как и следователю. Что-то мне подсказывает, что мы мыслим с ним водном направлении.
Я глупо хохотнула:
- Понятны? Тогда вы знаете, кто убил жену банкира?
- Конечно. - Поэт-песенник поднял рюмку со спиртом и зачем-то посмотрел ее на свет. - Да и вы знаете, все знают. Остроглазову прикончил шабашник-молдаванин, по пьяной лавке, скорее всего с целью грабежа.
- А кто же поджег строительный вагончик? - не унималась я.
- А вот здесь изначально не правильная посылка, - погрозил мне пальцем Широкорядов. - Между прочим, странно такое слышать от трезвомыслящей девушки вроде вас. - На что он намекал, неужели на мою идиотскую риторику на тему поэзии? - Кто сказал, что вагончик подожгли? Насколько я понимаю, это еще не доказано. Погоревшие ребята, царство им небесное, были очень даже не прочь заложить за воротник, а по пьяной лавке все возможно, как вы понимаете. Но даже если поджог был... О чем нужно думать? Нужно думать о том, кому он был выгоден в первую очередь!
- Ну и кому? - икнула Нинон и стыдливо прикрыла рот ладонью. Лично мне было ясно, куда клонил поэт-песенник.