- Так как же ее звали, Широкорядов? Ну-ка, напрягите память!
Я скосила взгляд на снимок в руках Андрея, и ноги мои подкосились: на нем была та самая девушка с милицейской листовки!
- Так как ее звали? - повторил мужчина моих несбывшихся снов.
- Валентина, - выдавил из себя поэт-песенник, зажмурился и монотонно заныл, словно у него внезапно разболелся зуб.
Я до такой степени ничего не понимала, что даже на свою душительницу Лизу посмотрела, но глаза той выражали не больше, чем два осколка бутылочного стекла.
- А теперь рассказывай, как ты ее убил! - громко распорядился мой "особо важный" любовник.
- И-и-и... - продолжал монотонно ныть Широкорядов, слезы бежали по его лицу двумя мутными ручьями. Плачущий мужчина - это жуткое зрелище, если кто не знает. Я чувствовала себя преотвратно, ничуть не лучше, чем той ночью, когда нашли мертвую банкиршу на заброшенной дороге. Может, все бы и окончилось, как в тот раз, если бы меня не отвлекли новые, достаточно неожиданные звуки. Пребывающая в меланхолии Лиза ни с того ни с сего принялась хохотать, дико, безудержно, захлебываясь слюной.
Хотя... Кажется, это была не слюна, а белая пена.
Все застыли, наблюдая эту чудовищную сцену, а Лиза упала на спину и стала биться в истерике.
- Да у нее ломка! - не очень уверенно высказал предположение один из закамуфлированных, присел на корточки рядом с Лизой и перевернул ее на бок.
Мужчина моих несбывшихся снов тоже наклонился над моей недавней душительницей, имевшей теперь более чем жалкий вид, и пробормотал:
- Опять от папочки сбежала... Потом резко выпрямился и отрывисто бросил через плечо:
- Быстро "Скорую", а то у нас еще один труп будет.
Ответом послужил хлопок двери.
- А этого, - кивнул Андрей на поэта-песенника, повесившего на грудь понурую голову, - в машину.
Команда была немедленно и беспрекословно выполнена. Прежде чем вывести Широкорядова из комнаты, на него надели наручники, и их лязгание заставило меня вздрогнуть.
Так мы остались в комнате втроем: я, мой бывший любовник и Лиза, которая подозрительно затихла.
- Живая ли? - высказал опасение Андрей.
Теперь уже, я приблизилась к Лизе и прислушалась: она дышала, только очень тихо. Спала сном праведницы, если так можно сказать о скандальной наркоманке, зачем-то пытавшейся меня задушить.
Андрей оглянулся на дверь и тихо сказал:
- Я же тебя просил держаться подальше от этого рифмоплета. И вообще, почему ты не уехала в Москву? А если бы он до тебя добрался?
- Добрался? - Я осторожно ощупала горло. - Пожалуй, с меня хватит и Лизы. Она меня чуть не задушила.
- Что? - Глаза моего бывшего любовника полезли на лоб. - Как это - чуть не задушила? Почему?
- Откуда я знаю, это ее спрашивать надо... Пойми тут, разбери, что на нее нашло! Набросилась сзади и стала душить, я еле от нее отбилась. Наверное, до сих пор на шее синяки.
Андрей подошел ко мне и склонил голову набок:
- И правда, вижу какие-то красные пятна. Но это точно, что она тебя душила?
- Конечно. Зачем мне врать, спрашивается!
Мужчина моих несбывшихся снов нервно прошелся по комнате из угла в угол, на лице его без труда можно было прочесть разочарование. С чего бы это?
***
Через полчаса Лизу увезла "Скорая", а поэта-песенника - заляпанный грязью до самой брезентовой крыши "УАЗ". Что касается "особо важного" следователя, то он уселся на переднее сиденье черной "Волги", весь какой-то рассеянный и погруженный в задумчивость, а в мою сторону даже прощального взгляда не бросил.
Пока эта кавалькада преодолевала колдобины проселочной дороги, я смотрела вслед удаляющимся габаритным огням и усиленно шевелила извилинами, пытаясь сообразить, что же все-таки случилось. Почему Лиза меня душила и почему на Широкорядова надели наручники и увезли?
Кто-то коснулся моего плеча, и я вздрогнула. Рядом стояла Нинон с сомнамбулическим выражением лица и слегка покачивалась.
- Ты что-нибудь понимаешь? - спросила она меня.
- Абсолютно ничего, - буркнула я и снова ощупала свою шею, поминая недобрым словом злополучную Лизу. Что за сумасбродная девица! Проклятая наркоманка, она ведь и в самом деле могла меня убить. Трудно вообразить, что случилось бы, выпей я чуть больше, чем выпила! Впрочем, не исключено, меня спасло то обстоятельство, что сама Лиза была не в лучшей форме по причине ее пагубного пристрастия к наркотикам. А самое ужасное состоит в том, что она, даже если бы и впрямь меня задушила, отделалась бы в худшем случае психушкой. Для чего еще существуют крутые папашки, колесящие по всему миру и "не вылезающие из телевизора". Ох, лучше пока об этом не думать, иначе запросто можно свихнуться!
- Ладно, - вздохнула я, глядя в испуганные глаза Нинон, - пойдем-ка лучше домой, спать.
- А этот? - Нинон кивнула на Остроглазова, который все еще дрыхнул на лужайке в раскладном кресле, да так крепко, что ему не мешали комары, которые то и дело пикировали на его потное лицо. Я успела рассмотреть на его щеках и подбородке несколько красных точек-укусов и живо себе представила, как бедняга банкир будет выглядеть завтра утром.
- А что этот? - пожала я плечами.
- Ну не оставим же мы его здесь, - пожалела вдовца сердобольная Нинон. Придется отволочь его домой.
- Как ты себе это представляешь? - вспылила я. - Тащить на горбу такого жеребца!
- Ничего, ничего, - Нинон стала трясти Остроглазова за плечо, - он сам пойдет, а мы будем его только поддерживать и направлять.
- Пойдет? Этот хряк? - засомневалась я, прикидывая, во что нам с Нинон обойдется транспортировка этого битюга.
- Виталий, Виталий, - Нинон склонилась к плечу Остроглазова, - вставайте. Здесь нельзя более находиться.
Самое удивительное, что этот полутруп и впрямь немного приподнялся, но тут же снова рухнул в кресло.
- Похоже, поезд дальше не пойдет, - констатировала я, плюхнулась на соседний стул и предупредила Нинон:
- Учти, я его не поволоку. Пусть здесь ночует.
Нинон удрученно покачала головой:
- Да его комары заедят! Я развела руками:
- Надеюсь, не до смерти.
Тем не менее Нинон не оставляла попыток разбудить пьяного банкира, продолжая его тормошить:
- Виталий, Виталий, ну, пожалуйста, проснитесь, а то останетесь здесь один...
Возможно, в другой ситуации такая трогательная забота Нинон о пьяном банкире меня немало позабавила бы, но сейчас мне было не до веселья. Я опять провела рукой по своей шее и болезненно поморщилась. И чего со мной только не произошло с тех пор, как я опрометчиво решилась побыть компаньонкой Нинон на время ее дачного отдыха.
А Нинон все еще возилась с Остроглазовым, пытаясь придать его обмякшему телу вертикальное положение.
- Кончай ты эту благотворительность, - по-дружески посоветовала я ей, - мы его все равно не дотащим. Придется ему подкормить местных комариков, а то они совсем изголодались.
Однако неимоверные усилия Ниной увенчались-таки успехом: банкир отклеился от кресла и, так и не разогнувшись до конца, сделал неверный шаг вперед.
- Видишь, - обрадовалась Нинон, - он может идти. Давай я справа, а ты слева. Придерживай, придерживай его за талию.
- Если найду, - не очень удачно сострила я. Должна признать, попытка удушения подействовала на мое чувство юмора не самым благоприятным образом.
Не испытывая горячей симпатии к пьяному и потному банкиру, я с некоторой брезгливостью взялась за его брючный ремень, а Нинон заботливо подставила Остро глазову свое плечо. И мы поволокли его с лужайки поэта-песенника, от его все еще освещенного дома. И незапертого, между прочим.
К счастью, дорога до остроглазовской дачи обошлась без жертв. Плохо ли, хорошо, но подпираемый нами с двух сторон банкир время от времени ноги все-таки переставлял, хотя и не очень уверенно, точнее сказать, он словно бы загребал ими, как рак клешнями. Неудивительно, что мы совершенно выбились из сил и долго и шумно дышали, когда усадили банкира на ступеньках его особняка.