В конце концов я не выдержала, бросила новоявленную племянницу на кухне, а сама кинулась в прихожую - звонить. Странно, но телефон Нинон по-прежнему не отвечал, уж по крайней мере Генка, который теперь наверняка там, мог бы отозваться. А вдруг повреждение на линии или с телефоном что-нибудь? Что ж, и это не исключено. У меня возникла идея поехать к Нинон на квартиру, чтобы все узнать на месте, но после непродолжительных раздумий я дала ей отбой. Чем черт не шутит, а ну как Генка с Нинон специально отключили телефон, чтобы спокойно разобраться в своих сложных взаимоотношениях, а тут я: здрасьте, я ваша тетя. Нет уж, лучше я до завтра подожду.
Приняв такое мудрое решение, я вернулась на кухню, где прожорливая Светик все еще работала челюстями, попробовала даже сосредоточиться на последних барнаульских новостях, но мне это снова не удалось. Теперь меня мучили воспоминания о дыре в заборе и белой тряпице на кустах смородины. Я просто покоя себе не находила! В общем, я опять бросила Светика в одиночестве и снова понеслась к телефону. Причем тревога, обуявшая меня в одночасье, оказалась настолько мощной, что я махнула рукой на любознательность своих соседок, пусть слушают, если им так хочется.
- Слушаю! - Голос был все таким же сердитым.
- А Шерстобитова можно? - пролепетала я, уверенная, что сейчас мне ответят: его нет, он будет позже.
В трубке же раздался невнятный шорох, и другой голос, тоже мужской, только молодой и звонкий, произнес:
- Да, я слушаю.
- Шерстобитов? - отказывалась я верить собственному счастью.
- Шерстобитов, Шерстобитов, - подтвердила трубка. - А в чем дело?
- Шерстобитов, - я чуть не добавила "миленький", - мне нужно срочно переговорить с Андреем Беловым.
На другом конце провода повисла тягостная пауза, а я заволновалась.
- Это невозможно, - наконец ответил Шерстобитов.
- Почему? - глупо спросила я, и в голову мою полезла всякая белиберда: перестрелки, засады. Следователь - это вам не дворник все-таки. И вроде бы какое мне до всего этого дело, после того как он наплевал мне в душу, а предательская влага уже начала скапливаться в уголках моих глаз. Вот она, всепрощающая женская сущность! - С ним... С ним что-то случилось? - заорала я на всю квартиру.
- А с кем я говорю? - спросил Шерстобитов.
- Это.., это Женя... То есть Евгения Пастухова...
- Все ясно. - Интонации Шерстобитова ни с того ни с сего стали откровенно враждебными. - Так вот, уважаемая Евгения Пастухова, пока с ним ничего страшного не случилось, если не считать временного отстранения от работы и преждевременных родов у его жены, но вы ведь на этом не остановитесь, не так ли?
- Что? - Я сразу охрипла. - Я... я не совсем понимаю...
- Да ладно вам, - Шерстобитов повысил голос, - не прикидывайтесь овечкой. Ведь подметные письма - ваша работа!
- Какие еще подметные письма? - пробормотала я растерянно, но Шерстобитов уже бросил трубку на рычаг.
Не буду подробно останавливаться на том, как я провела остаток этого суматошного дня. Скажу только, что Светик трещала без умолку, а я несколько раз пыталась дозвониться Нинон, причем абсолютно безуспешно. Ночь я провела будто на раскаленных угольях, можно сказать, совсем не спала, только ворочалась с боку на бок, а в моем разгоряченном мозгу то и дело прокручивались обрывки непонятных фраз: "Подметные письма... Отстранен от работы... Не прикидывайтесь овечкой... Это она так сказала?.. Это она так сказала?.."
Я встала в семь утра, когда Светик еще спала, и побежала к телефону. Номер Нинон, как и накануне, не отвечал. Я стала лихорадочно собираться и, видимо, достаточно шумно, раз моя самозваная племянница изволила разлепить свои нахальные серые глазки:
- Теть Жень, вы уже уходите? Так рано?
- Ухожу, - пробурчала я, проверяя содержимое своей сумки.
- На работу?
- По делам, - сухо ответила я, - мой стол ты знаешь, холодильник тоже, так что с голоду не пропадешь. А это ключи, - я бросила на стол запасную связку, на случай, если тебе вздумается погулять. Только не очень грохочи, мои соседки этого не любят.
- Эти грымзы, что ли? - усмехнулась Светик. - Не бойтесь, теть Жень, все будет в порядке.
- Не сомневаюсь, - мрачно сказала я. На душе у меня было муторно из-за скверных предчувствий.
За дверью московской квартиры Нинон было тихо, ни малейшего шороха, несмотря на то что я давила на звонок, пока палец не побелел. Мимо прошла молодящаяся старушка с собачкой. Спустившись на один этаж, она остановилась на лестничной площадке и бдительно поинтересовалась:
- А вы к кому?
Неужто за грабительницу меня приняла? Вот так финт!
- А я к Нине, Нине Поваровой. Вы случайно не знаете, где она может быть?
- Понятия не имею, - пожала плечами бдительная старушка, - их давно тут не было.
Собачка натянула поводок и потащила свою почтенную хозяйку к выходу. Я еще немного постояла у двери и медленно пошла вниз по лестнице. Все, что мне оставалось, - отправиться в Дроздовку, чтобы успокоиться, если Нинон там, или встревожиться еще сильнее, если Нинон на даче не обнаружится.
Пытка неизвестностью продолжалась для меня еще сорок минут - ровно столько времени электричка тащится до Дроздовки, останавливаясь чуть ли не возле каждого столба. Из головы у меня не выходило то, что сказал мне Шерстобитов. В чем он меня обвинял? Какие такие подметные письма имелись в виду? И за какие провинности и прегрешения Андрея отстранили от работы? А если... Меня бросило в жар: неужели причина в наших с ним отношениях, уже прерванных? Но ведь об этом никто не знает! А Нинон? Ну нет, ни за что не поверю, что она могла как-то способствовать утечке этой особо секретной информации. Она же мне обещала!
Тогда кто? Я сжала виски пальцами и закрыла глаза, восстанавливая картину нашей с Нинон откровенной беседы на лужайке перед домом поэта-песенника. Нет, Широкорядов слышать ничего не мог, поскольку отошел за очередной партией выпивки и закуски. Что до банкира Остроглазова, то он был пьяный в стельку и все твердил про какую-то непонятную маржу. А если... Если он притворялся?! Делал вид, что лыка не вяжет, а сам мотал на ус? А мы с Нинон потом, как дуры, надрывались, тащили его на себе. Стоп, а Лиза? Я забыла о Лизе. Ведь откуда-то она взялась? Вдруг она пряталась неподалеку и все слышала? И теперь, когда над ее головой сгустились тучи, вперед выступила многочисленная армия адвокатов, нанятых Лизиным папашкой, "не вылезающим из телевизора". Теперь они сомкнули ряды и единым фронтом двинулись против бывшего мужчины моих несбывшихся снов. Мне бы радоваться его неудачам, да что-то совсем не хотелось.
В Дроздовке, как всегда, вышло несколько человек, точнее сказать, шестеро. Причем пятеро сразу же взяли курс на деревню, и только я побрела в сторону дачного поселка. На маленькой площади я ненадолго остановилась, посмотрела на задраенную амбразуру ларька, в котором десять дней назад мы с Нинон покупали шампанское и конфеты. И услужливый Сеня мечтал всучить нам еще что-нибудь. Теперь он уже в могиле. Подумав так, я вздрогнула и прибавила шагу. Только бы с Нинон ничего не случилось, иначе я себе этого никогда не прощу!
Уж как я обрадовалась, когда еще издали увидела свою подружку на террасе, просто слов не подберу, чтобы описать свое состояние. Я даже побежала, чтобы поскорее ее обнять и заглянуть в ее близорукие глаза, а заодно раз и навсегда выяснить, что она не имеет никакого отношения к подметным письмам, о которых говорил Шерстобитов. Только спросить ее об этом надо как-нибудь потактичнее, а то еще обидится.
- Это ты? - удивилась Нинон. - А я как раз сегодня хотела тебе позвонить...
Я перевела дух:
- Ох, ты меня и испугала. Звоню-звоню, никто не отвечает. Представляешь, какие у меня мысли?!
- Ну, извини, - совсем по-детски улыбнулась Нинон и убрала за ухо белокурую прядку, выбившуюся из небрежного пучка на затылке, - каюсь, совсем об этом не подумала. Посидела в Москве два дня, чувствую, больше не могу, а тут и погода немного наладилась...