Она закрыла ворота, а потом застыла у ограды остроглазовской дачи, вытянув шею и глядя куда-то в сторону. Что она там разглядела, интересно?
Когда Нинон наконец вернулась, выражение ее лица было крайне заинтригованным.
- Милиция с шабашниками разбирается, - сообщила она многозначительно, вновь придвигая к себе тарелку.
- Да? - Я задумалась, потом меня осенило:
- Слушай, Нинон, а они ведь не напрасно на них наехали, мы же вчера одного видели неподалеку от трупа.
- То-то и оно, - согласилась Ниной. - Я это дело сразу просекла, и следователь на этот факт напирал, хотя... - Нинон заговорщицки понизила тон:
- Это ведь у нас не первый труп...
- Маньяк? - По моей спине даже мурашки пробежали.
- Не знаю, не знаю, - загадочно молвила Нинон и неожиданно предложила:
- Пойдем-ка посмотрим, что там делается.
Долго уговаривать меня не пришлось, и уже через минуту мы стояли у ограды бывшей дипломатической дачи и пялились на происходящие там перемещения. А по двору сновали неразговорчивые товарищи в милицейской форме, заглядывая чуть ли не под каждый камушек и изредка обмениваясь непонятными отрывистыми фразами. Из строительного вагончика также доносились мужские голоса, а дверь дома была открыта нараспашку.
Мы с Нинон не успели ничего сообразить, как из этой самой распахнутой двери вывели кудлатого верзилу в растянутых на коленях трениках. А дальше все было, как в добротном боевике: откуда-то вывернулся давешний опер по фамилии Проскуряков и ловко защелкнул на запястьях кудлатого наручники. Первый раз я видела такое не по телевизору.
Мы с Нинон переглянулись, а кудлатый шабашник, который, похоже, сам не ожидал подобного оборота, громко и сбивчиво возроптал:
- Да за что, я же, я же... Но почему?!
- Иди, иди! - прикрикнул на него один из милиционеров и подтолкнул в спину.
Кудлатого провели в двух шагах от нас с Нинон, и мое обостренное похмельем обоняние уловило исходящий от него острый запах пота и перегара. Мы с Нинон опять переглянулись и завороженно уставились на сыщика Проскурякова, но тот не удостоил нас взглядом.
***
- Да, дела, - протянула Нинон, когда мы вернулись на исходные позиции, то бишь за стол на террасе.
Я развела руками:
- Ничего не понимаю. Если они уже арестовали банкира, то при чем здесь шабашник? Или... Они думают, что банкир его нанял?
Нинон немного поковырялась вилкой в тарелке с застывшим омлетом и изрекла тоном знатока:
- Сколько раз тебе говорить, что в этом ведомстве не думают, а действуют, и то не всегда. Ясно же, что они просто широкий невод закидывают: авось в него попадет настоящий преступник. Странно еще, что они нас не заподозрили...
- Нас? - Я даже закашлялась. - А мы-то тут при чем?
- Я же тебе сказала, что в этом ведомстве не думают, - отрезала Ниной, - а если и думают, то только о том, как спихнуть с себя какое-нибудь дело. А когда это не удается, они хватают то, что лежит с краю. Только не смотри, не смотри на меня так, будто ты сама этого не знаешь. Да будь все по-другому, разве мы имели бы такую преступность?
Вопрос относился к разряду риторических, а посему ответить мне было нечего. Немного помолчав, я все же позволила себе выразить сомнение:
- Но ведь доказывать-то им все равно придется. В смысле доказывать, что женщину убил банкир, или шабашник, или они вдвоем, если на то пошло...
Нинон практически невозможно было сбить с толку:
- Ха! Доказательства... Да это же вообще пара пустяков... Главное, чтобы потенциальный преступник сознался, а у них есть способы этого добиться, уж поверь мне.
- Гм, гм... А как же эта, м-м-м.., презумпция невиновности?
- Ой, не смеши меня, - Нинон откинулась на спинку плетеного кресла и для пущей убедительности даже пару раз дернула ножкой, - презумпция невиновности! Презумпция у тебя будет, когда ты ее докажешь, эту презумпцию. Во как обстоит дело. Не они будут доказывать, а ты, что ты не верблюд, точнее, не верблюдица.
После таких слов я окончательно вошла в ступор, что, впрочем, неудивительно.
- Ты.., ты что же это, серьезно? Неужели они нас тоже...
На этот раз Нинон смилостивилась надо мной:
- Чего паникуешь раньше времени? Это же сугубо теоретические выкладки, чтобы ты не очень обольщалась. А потом, этот следователь Проскуряков все-таки не Шерлок Холмс. Сама посуди, надо же ему с чего-то начать, а вернее, с кого-то. Вот он и начал по схеме: первым делом, конечно, муж - это элементарно, потом шабашник - а не шляйся по ночам! - а там, глядишь, и до других доберется...
- До нас? - Мое сердце снова екнуло.
- А хоть бы и до нас. - Несмотря на подобные заявления, Нинон спокойно намазывала хлеб маслом. - Будем считать, что мы в круге втором. Но не думаю, что нами он станет заниматься серьезно, скорее для проформы. Справки потихоньку наведет, вдруг мы какие-нибудь рецидивистки или в психушке на учете состоим? А потом возьмется за остальных, если, конечно, банкир или шабашник не расколются. Я, правда, в это не верю.
Я плеснула себе в чашку остывшего чая, отхлебнула глоток и наконец произнесла:
- Знаешь, Нинон, хоть я, как ты выразилась, и во втором круге, что-то мне не хочется, чтобы обо мне справки наводили по психушкам.
- А кому хочется? - философски молвила Нинон. - Только делать-то все равно нечего, так оно и будет, помяни мое слово. А кроме того, даже если мы и не подозреваемые, то свидетели, а со свидетелями тоже не церемонятся. Без конца допрашивают, таскают на всякие следственные эксперименты, на суд вызывают, в конце концов.
Что-то мне не понравилась такая заманчивая перспектива, а садистские наклонности Нинон, обнаруженные ею в процессе живописания предстоящих нам неприятностей, вообще потрясли меня до глубины души.
- Ты что, специально меня пугаешь? - поинтересовалась я на всякий случай.
Нинон усмехнулась, продемонстрировав свою традиционную невозмутимость:
- Да не пугаю я, просто обрисовываю варианты. Кстати, еще не факт, что все будет именно так, как я говорю, просто к прозе жизни надо относиться как прозе и не сорить эмоциями понапрасну, вот и все.
Не могу сказать, чтобы такое заявление Нинон прибавило мне энтузиазма, но кое-какую почву под ногами я все-таки почувствовала. Не очень-то это приятно, когда ты просыпаешься утром в пренеприятном настроении с перепоя и первым делом вспоминаешь о трупе, виденном накануне. Врагу такого не пожелаешь.
Мало-помалу страсти улеглись, и мы с Нинон перешли к вопросам, далеким от ночных событий. Нинон, накануне устроившая мне экскурсию по дому, на этот раз вознамерилась поводить меня по дачному участку. В принципе, при сложившихся обстоятельствах для меня это было только полезно, поэтому я не стала возражать.
Территория, прилегающая к дому, была не очень большая, соток десять, и никаких грядок с картошкой-моркошкой я на ней не разглядела, что меня, конечно, не могло не радовать. Ибо, как всякий трезвомыслящий человек, я не исключала для себя вероятности, что, приглашая меня разделить с нею отдых на лоне природы, Нинон руководствовалась отнюдь не одними только филантропическими соображениями, но и сугубо практическими. Например, намеревалась использовать в качестве бесплатной рабочей силы. Учитывая все вышеизложенное, я даже предусмотрительно придумала себе на такой случай запасной вариант отступления. Если Нинон станет особенно усердствовать, привлекая меня к садово-огородным работам, я смоюсь в Москву, сославшись на слабое здоровье матушки. Теперь же, окончательно убедившись, что на участке Нинон практически нечего пропалывать и окучивать, я даже почувствовала легкие уколы совести. Согласитесь, что свинство - подозревать в подобной меркантильности подругу студенческой юности!
Итак, картофельных плантаций на даче Нинон не обнаружилось, зато нашлась парочка довольно ухоженных клумб с ромашками и настурциями, букет из которых украшал стол на террасе, а также несколько кустов смородины и крыжовника, росших у забора, отделяющего участок Нинон от соседнего, банкирского.