Проснулся я от толчка М. Я от него отшатнулся, пока не понял, что сон прошел. М посмотрел на меня странно, изучающе.
- Задремал, гляжу.
- Да... сон какой-то психоделичный причудился.
М. изменился в лице, но ничего не ответил.
Костер догорал, шашлыки были съедены, и мы отправились спать.
Утром, обмолвившись парой слов, мы поехали домой. Настроение было скверным, не смотря на прекрасную погоду, да и М. помалкивал. Лишь один раз он спросил меня: а что мне снилось. "Ничего" - ответил я, отвернувшись.
Тем временем дорога привела в город. М. отвез меня домой, сам же, сказав, что забыл документы в домике, поехал обратно.
Следующей ночью мне вновь снилась женщина. Подняв перед собой руки, она немым криком призывала меня на помощь, пока М., крича страшные ругательства, поджигал ее. Уже горя, она перешла на истошный крик.
Проснулся я в поту и горячке. Пролежал так пару дней, пока температура не спала окончательно.
До М. дозвониться я не мог. Также не могли до него дозвониться и его родители, жившие за границей. Они, впрочем, привыкли к его походам в глушь. Я же беспокоился.
Наконец, поздней ночью мне позвонили. Молодой женский голос попросил меня прибыть в больницу, в ожоговое отделение.
Прибыв туда, я встретил М, всего перевязанного бинтами, но идущего на поправку. При виде меня он тихим голосом попросил уйти медсестру.
- М.! Что случилось!?
М. улыбался. Несмотря на свой общий вид, он был, видно, очень рад меня видеть. Как оказалось, причину его радости я не угадал.
- С.! Сдохла, мразь, сдохла!
Я стоял и смотрел на него непонимающим взглядом, но то, что он стал рассказывать, стало для меня тем ярким всполохом, что расставил все на свои места.
Ранней весной прошлого года он шел по бурелому посреди затхлого, почти заросшего болота в надежде найти то самое больное дерево, которое можно было бы выгодно продать. Местные говорили ему о том, что болото было тем местом, где можно поживиться, но лично они все как один с ужасом воспринимали предложение показать дорогу. М. лишь смеялся над суевериями, но это место искал, искал тщательно.
Однажды он набрел на некий, давно заросший ров, по которому шла речка, с человеческими останками на дне. Идя вдоль него, М. наткнулся на болотце, окруженное причудливыми березами. Они изображали как будто людей, взявшихся за руки и защищавших то, что скрывалось за ними. У одного из таких деревьев стоял древний, почти сгнивший автомобиль, по очертаниям судя по всему представлявшийся собой что-то из тридцатых-сороковых годов, а рядом еще один, грузовик. От грузовика шла дорожка, на которой ничего не росло - результат толи вытекшего в землю масла, толи бензина.
И кости. На месте каждого дерева лежали кости, и дерево проросло через них. На верхушке одного из них М. увидел солдатскую каску - немецкого образца. Она нелепо нависала на стволе необычайной, антропоморфной черной березы, а рядом был вросший в древесину кусок ствола от пулемета.
Но ничего из этого не поразило его больше, чем то, что было внутри стены из берез.
Там стояло два дерева. Одно издали напоминало черного человека, широко расставившего ноги и протянувшего одну руку-ветвь чуть в наклоне. В конце этой ветки был сук, напоминавший пистолет. Второе, белая березка, была в виде человека, стоявшего на коленях и молившегося на краю у канавки, явно рукотворной, но чрезвычайно заросшей.
М. стало не по себе. Черную березу он окрестил фашистом, а белую - жертвой, но жажда денег пересилила страхи. За такие узоры коллекционеры дадут много денег. Он разжег костер, устроил небольшой лагерь и стал отпиливать наиболее красивые сучья от черного "фашиста".
Ночью к нему пришла женщина.
Она умоляла его беззвучным криком спасти ее, но он не знал, как, а голос - тяжелый, ненавистный и стальной - требовал его освободить.