Со многими он и не пытался сблизиться. Идет, бывало, утром, взгляд блуждающий, отрешенный. Стоят ребята из его группы, а он будто не видит. Сгорбившись, пройдет мимо. Не остановится, не кивнет. За эту сутулость еще «оглоблей» призвали. И кто-нибудь обязательно сострит: мол, помелся «оглобля» в свою голубую даль,
А случалось и похлеще.
(Из показаний бывшего учащегося ГПТУ-33 Бабанского В.)
«Как-то утром мы стояли возле училища. Шел дождь. Смотрим, Чикатило приближается к нам. Какой-то рассеянный. Плащ грязный, руки и грязи. Мы спросили, что случилось. Он оглядел себя. Подошел к луже, в которую текла всякая дрянь из канализационной трубы, и начал умываться. Обмылся и пошел, уже не обращая на нас внимания».
А однажды ночью он вошел и комнату, где спал Володя Щ. Мальчик проснулся и обомлел от ужаса.
Над ним склонилась голова воспитателя Чикатило…
(Из показаний Чикатило)
«Я вошел в одну из комнат общежития и увидел, что мальчик спит без одеяла. У меня возникло желание… Когда я приспустил плавки, взял в вот его половой член, он проснулся… Сказал, что разбудит ребят. Я прекратил свое занятие и вышел из комнаты.
Утром по училищу поползли слухи, что Чикатило приставал к Володе Щ. Они дошли и до преподавателей, и до директора. Но как обычно, вспомнив о «чести» коллектива, слухам этим решили не придавать значения.
А Чикатило предложили подыскать другое место работы и тихо уйти. Разумеется по собственному желанию.
Он предвидел именно такой вариант и совсем не опасался уголовной ответственности. Сексуальная необузданность, которой он прежде стыдился и боялся, теперь выплеснулась наружу. Боязнь исчезла.
Втайне от семьи он купил небольшую мазанку, расположенную в стороне от шумных шахтинских улиц. Туда он заманивал подвыпивших бродяжек и маленьких девочек, пытаясь получить наслаждение.
(Из показаний А. Ларионовой).
«Я с соседками сидела у калитки моего дома. Было еще светло. Мы увидели, как со стороны дома этого учителя (Чикатило) бежит какая-то девочка в одном платьице и босиком. За ней на расстоянии примерно пяти метров бежал этот учитель, придерживая одной рукой свои брюки. Видимо, не успел застегнуть их. Мы позвали девочку к себе, но она проскочила мимо нас и побежала к трамвайной остановке. На ее счастье, стоял трамвай с открытой дверью. Девочка вскочила в трамвай, и он тронулся… Учитель не успел заскочить в него. Что он делал с девочкой, я не знаю, но в ее глазах я видела страх. Обратно учитель но этому переулку не вернулся».
Это пыли лишь подступы к тем кошмарам, которые последуют за сексуальными «развлечениями» воспитателя подражающего поколения. Физиологические, психические и нравственные отклонения повлекут за собой цепь изощренных и тайных преступлений.
Но первые признаки сексуальной патологии появились много лет назад. Там, в селе Яблочном.
Глава 3
Весной там цвели яблоневые сады, и розовато-белые деревья, будто невесты, выстраивались вдаль дороги. Наверное, потому и называлось село Яблочным. Но в его памяти остались не эти картины.
— Чикатило, что вы можете рассказать о своем детстве? — спросил судья, и непорочное слово «детство», адресованное этому человеку, прозвучало неестественно и странно.
И ответ последовал странный:
— Я помню трупы на дорогах и кровь. По нашему селу тоже прошла война.
Он замолчал, вновь вспоминая не цветущие яблоневые сады, а трупы на дорогах.
— Я смотрел на них и не мог оторваться, — наконец произнес он, голос его задрожал.
Может, тогда зарождалась болезнь, плоды которой вызрели через десятки лет?
Вид крови пугал, притягивал, и Андрей, как заколдованный, стоял на месте. Потом убегал и снова возвращался. Казалось, кто-то шептал:
— Стой, смотри.
Страх уходил. И нарастало какое-то неведомое влекущее чувство, будто дьявол, вселившись в мальчишку, ликовал на кровавом празднике.
Чикатило вспоминал детство.
…Мимо медленно, подпрыгивая на ухабах, проехала телега. И Андрей увидел лежащего в ней человека. Без головы. Он лежал, вздрагивая вместе с телегой, и казалось, готовый спрыгнуть и бежать по селу. Было или не было? Может, больная фантазия подсудимого рисовала эти сцены?
— Было, — утверждал в суде Чикатило. — А в голодные годы брата моего старшего Стёпу, растерзали люди и съели.
Казалось, картины ужасов он мог рисовать бесконечно.
— Батька из немецкого плена вернулся и помер, — вспоминал Чикатило. — Ну что еще? Ничего хорошего не было.