Но фраза эта, однажды оброненная Чикатило, похоже, была рассчитана на публику. Ему нравилось внимание журналистов, и он охотно позировал перед кино- и фотокамерами. И вешаться он вряд ли собирался.
Чикатило хотел жить.
Во время следственного эксперимента, когда группа проходили через железнодорожный туннель, он то и дело испуганно оглядывался и торопил:
— Идемте быстрее, а то поезд задавит.
В другой раз после долгой и утомительной работы члены следственной группы решили немного размяться.
— Пробежим немного, — предложили они Чикатило. Но он наотрез отказался:
— Я побегу, а вы меня застрелите.
И в следственном изоляторе он ежедневно требовал врача, придумывая то одно, то другое заболевание. Он слишком хотел жить…
Глава 6
В зале судебного заседания постепенно пустели ряды. Публика, утомленная зрелищем, отправилась добывать хлеб. Остались несколько журналистов и потерпевшие, да еще бывший ударник комтруда по имени Анатолий, изредка посылавший проклятья в адрес подсудимого.
А подсудимый, видимо, почувствовав реальное приближение финала, отказался давать показания. Поведение его резко изменилось. Теперь он больше походил не на зловещего убийцу, а на придурка, желавшего потешите измученных зрителей. Каждое утро он начинал с жалоб на головную боль. И каждое утро председательствующий на процессе Леонид Борисович Акубджанов оглашал очередную справку, выданную врачами следственного изолятора о том, что состояние здоровья подсудимого удовлетворительное, и он может принимать участие в судебном заседании.
— Что это за врачи? — возмутился Чикатило. — Таблетку анальгина дадут — и все. А меня лечить надо. И вообще говорить ничего не буду, у меня наливаются груди. Мне пора рожать.
Не реагируя на замечания, он произносил бессвязные монологи о мафии, требовал какого-то адвоката из РУХа и провозглашал здравицы в честь Рязанской Украины до тех пор, пока его не удаляли из зала. Но на следующий день все повторялось снова.
Чикатило продолжал свои длинные тирады на нижегородском, смешанном с украинским, требовал переводчика. Он, окончивший факультет русской филологии и всю жизнь проживший В России, отказывался говорить по-русски. Он настаивал на том, чтобы сменили секретаря судебного заседания.
— Когда я смотрю на ее декольте, у меня начинается сексуальное возбуждение, — заявил Чикатило и сбросив брюки, остался перед залом, в чем мать родила.
Секретаря не сменили, но на очередное заседание она явилась в кофточке, застегнутой под горло, хотя стояла сорокаградусная жара.
Потом он еще не раз устраивал сеансы стриптиза, хотя постоянно был в наручниках.
Но Чикатило продолжал бушевать. Может, хотел отодвинуть наступление часа X, продлить жизнь? А, может, действительно сошел с ума? Впрочем, на неожиданно поставленные вопросы он отвечал логично и четко. А в характеристике из следственного изолятора сообщалось, что Чикатило охотно вступает в контакт. Читает газеты, интересуется политикой. Сон и аппетит не нарушены.
Тем не менее в суд были вызнаны эксперты из института Сербского — Ткаченко и Ушакова, которые во время следствия проводили стационарную психиатрическую экспертизу и дали заключение о вменяемости Чикатило. Отвечая на вопросы участников процесса, они вновь подтвердили вывод о том, что Чикатило вменяем.
В перерыве врач-психиатр, присутствовавшая на процессе, сказала:
— И все-таки Чикатило никак нельзя считать вменяемым. Это была неофициальная беседа, поэтому я не называю фамилии врача:
— Как же так? Вы ведь пользуетесь одними методами диагностики, а мнения столь полярны…
— Но это же психиатрия, — развела она руками.
И эта фраза означала, что психиатрия еще не готова к разгадке подобных феноменов. Так, может, слухи о японцах, суливших бешеные деньги за мозг Чикатило, вовсе не слухи?
Пока вокруг Чикатило кипели страсти, и Ростовском областном суде тихо, без зрителей слушалось еще одно уголовное дело. На скамье подсудимых тоже сидел маньяк — З. О. Правда, продолжительность и количество его преступлений были несравнимы с масштабами Чикатило, но наверняка только потому, что его удалось быстро задер-
Премудростям извращенной интимной жизни З.О. учился в колонии. Потом сам по ночам учил новичков, а днем писал в красном уголке плакаты, призывающие выйти на свободу с чистой совестью. Но с совестью у него самого явно не ладилось.
Отсидев третий срок за убийство и попытку изнасилования, оп приехал в небольшой город Красный Сулин Ростовской области. А вскоре на городских окраинах на короткое время были обнаружены три трупа со следами насильственной смерти.