Мужчина в сером костюме вскочил в последний вагон, и тяжелые двери с глухим стуком сомкнулись за мим.
Набирая скорость, электричка помчала мимо окраинных городских улиц, словно пытаясь убежать от надвигающегося дождя. В приоткрытые окна порвался горячий ветер, где-то в отдалении, за серыми коробками мрачных бетонных домов прогрохотал гром.
Мужчина пристроился на краю скамейки, бегло оглядел сидевших напротив женщин И, поднявшись, торопливо пошел дольше. Сквозь толстые стекла очко» серые глаза его рассеянно скользили по сторонам. Казалось, он искал кого-то. И не найдя, направился к выходу. Сутулая спина исчезли в дверном проеме.
Он прошел по вагоном и вернулся обратно. В тамбуре, прислонившись к двери, курила девчонка. На вид ей было лет семнадцать — не больше. Мужчина остановился и по-отечески укоризненно спросил:
— Ну зачем ты куришь? Потом пожалеешь, да поздно будет.
Она презрительно усмехнувшись, произнесла;
— А пошел ты, папаша, знаешь куда?
И внятно добавила, куда ему следовало идти.
— Ну чего обиделась? Ты мне? просто поп ранилась. Хочешь отдохнуть у меня на даче? — неожиданно предложил
— На даче? — переспросила она и, убрав со лба рыжеватую бахрому засоленных волос, смерила долговязую фигуру попутчика оценивающим взглядом.
Он выглядел стариком. Наверняка был намного старше ее отца. Может, и в деды годился. Кто его разберет… Но парни, которые липли к ней на улицах, предлагали не дачи, а вонючие подворотни или чужие, грязные хаты. И расплачивались по-разному: кто стаканом бормотухи, а кто звонкой пощечиной. Всякое бывало.
— Деньги у тебя есть? — поинтересовалась она и, бросив на пол окурок, вопросительно посмотрела на мужика.
— Конечно есть. Чего б я тебя звал? — пожал он плечами.
— И бутылку поставишь? — продолжила торговаться
— Само собой. Мы хорошо проведем время, — пообещал он.
Они вышли па остановке «Казачьи лагеря».
— Далеко до твоей дачи? — шлепая потертыми туфлями, поинтересовалась ока.
— Тут рядом. Вон за тем поворотом. — Он показал в сторону темнеющего леса.
Сюда еще не дошел дождь, но над лесом висела черная туча. И стаи ворон, почти сливаясь с ней, кружили над деревьями, будоража тишину треножными криками.
— Тебя как зовут? — спросила девчонка.
— Сейчас, сейчас придем, — словно не расслышав вопроса, рассеянно повторял он.
— А меня Олей зовут. Я с матерью поругалась, — неожиданно сообщила она.
— Ничего, Оля. Ничего. Сейчас отдохнешь, — голос его был какой-то дрожащий, глухой.
Они вошли в лесополосу. Оля зябко поежилась. Здесь было темно и сыро. Только короткие вспышки молнии извещали деревья, замусоленные поляны и безжизненно-бледное лицо мужика, идущего рядом.
— Слышь, ты, папаша, далеко еще до твоей хаты? — раздраженно произнесла девчонка.
Вместо ответа он вдруг набросился на неё, повалил на землю.
— Вот и пришли. Пришли, — повторял он, срывая с неё одежду.
— Потише ты, козел. — Она попыталась вырваться, оттолкнуть мужика, но он с силой прижал ее к земле.
Цепкие, тяжелые руки больно сдавили грудь и полезли вниз.
— Ну, быстрее же, гад. Быстрее, — задыхаясь от боли, крикнула она.
И вдруг в его руке мелькнул нож. Верхушки деревьев озарила вспышка молнии. Испуганные птицы с криком взметнулись вверх.
— Помогите! Спасите! — закричала она, но гром, прокатившийся над лесом, заглушил ее крик.
И мужик с каким-то звериным упоением колол ножом грудь, лицо, глаза…
— Хорошо. Сейчас будет хорошо, — как и бреду, бормотал он.
Струйки крови стекали на мокрую землю, а он ликовал, бесновался в безудержном раже, утоляя свою похоть.
И по лицу блуждала улыбка, похожая на оскал. А может, оскал, похожий на улыбку.
Она извивалась, стонала и едва слышно шептала:
— Убей. Лучше убей.
— Еще! Так! Так! — хрипел он и, подняв над головой нож, с размаху вонзил его в еще живое тело.
Потом снова, снова…
— Высунь, язык, — приказал он.
Девчонка чуть приоткрыла рот, и он, вытащив язык, отрезал его и начал жадно жевать.
Потом, вырезав на груди сосок, отправил его в рот. Звериная плоть ликовала. Он продолжал резать, кромсать, жевать, и какие-то нечеловеческие вопли сотрясали темный лес.
Мужик стал на колени, присыпал труп пожухлыми листьями и комьями мокрой земли.
Потом снова разнесем его торжествующий крик. Он бегал, рвал одежду и разбрасывал её по веткам деревьев
Вороны, почуяв запах крови, кружили над изуродованным трупом.