Взгляд Романа падает на ребенка у меня на руках, прежде чем вернуться ко времени.
Три минуты и двенадцать секунд.
Опустошение выплескивается из него, когда он встречает полный боли взгляд Мэй.
— Прости, — выдыхает он прерывающимся голосом, хватая за локоть маленькую девочку, стоящую рядом с ним, и медленно начинает пятиться из комнаты.
Мэй сжимает губы в тонкую линию и кивает.
— Все в порядке, Роман. Я всегда знала, что у тебя самое большое сердце из них всех. Я не держу на тебя зла. Я не сержусь на тебя, но тебе нужно уйти, и уйти сейчас.
Роман кивает, и, сделав последний шаг, мы пересекаем порог спальни, и Роман поворачивается ко мне с паникой в глазах.
— Убираемся отсюда к чертовой матери.
Мы бежим, грохоча по коридору, Роман хватает обеих девочек, младшую на руки, в то время как старшая сестра спотыкается, пытаясь не отставать от нас, но Роман не позволяет ей упасть.
— МИК, — орет Роман. — ПРИКАЗ ОБ ЭВАКУАЦИИ. СЕЙЧАС ЖЕ! УВОДИ ИХ ОТСЮДА. У НАС БОЕВАЯ БОМБА, И ОНА ВЗОРВЕТСЯ К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ.
— Готово, — отвечает Мик, я слышу его голос у себя в ухе, и то же самое сообщение передается каждому солдату в нашей команде. — ПРЕРВИТЕ МИССИЮ. БОЕВАЯ БОМБА. Я ПОВТОРЯЮ. ПРЕРВИТЕ МИССИЮ. УБИРАЙТЕСЬ И СПАСАЙТЕСЬ САМИ.
Я крепко прижимаю ребенка к груди, когда мы спускаемся по лестнице. Я пытаюсь уберечь его от толчков, не уверенная, насколько дети хрупкие. Он продолжает плакать, и, черт возьми, если бы я могла, я бы тоже кричала во всю глотку, но с этим придется подождать, пока мы не выберемся отсюда в безопасный окружающий лес.
Мы несемся вниз по лестнице, и пока солдаты спасают свои жизни, выбегая из дверей и проламывая себе путь наружу через окна, только двое долбоебов бегут в противоположном направлении, и их глаза широко раскрыты, когда они ищут нас.
Леви ждет у подножия лестницы, подхватывая старшую сестру, а Маркус приобнимает меня, стаскивая сумку с плеча и облегчая мой груз, пока мы бежим к лестнице. Я понятия не имею, сколько времени у нас в запасе, но скорее всего много. Мы преодолели восемь лестничных пролетов и квартал по улице за две минуты, так что наверняка сможем сделать это еще раз с тремя детьми.
Блядь.
Мы вырываемся в холодную ночь, и тела усеивают каждый дюйм травы, кровь течет по дорожке и пачкает ухоженный газон, но я не задерживаюсь, чтобы проверить, сколько там тел наших солдат. Мы можем подсчитать численность, когда вернемся в резиденцию Моретти, при условии, что нам удастся вернуться.
Мои тяжелые ботинки шлепают по твердой земле, и я вздрагиваю, понимая, что мы должны уйти тем же путем, каким пришли. Мы не сможем перелезть через высокие ворота с детьми. Нам пришлось бы физически обойти их, а это заняло бы слишком много времени. Мы должны рискнуть пройти через сторожевую будку, чтобы вернуться к густым кустам.
Черт. Черт. Черт.
Я заставляю себя двигаться быстрее, слишком хорошо осознавая, что у меня на руках кричит ребенок. Мгновение спустя мы добираемся до будки охраны, и на то, чтобы пройти через нее и перешагнуть через трупы, уходят драгоценные секунды, которых у нас нет. Оказываясь за воротами, я чувствую сладкий запах свободы, и мы бежим так быстро, как только можем, а остальные солдаты уже углубились в безопасность густого леса.
Впереди маячат деревья, и мне кажется, что на каждый шаг у меня уходит целая жизнь и…
БУМ!
Я отрываюсь от земли, и лечу по воздуху, когда неистовый жар ударяет мне в спину. Земля стремительно приближается, когда руки обхватывают мое тело, прижимая меня к себе, и так же быстро, как все это произошло, я падаю на землю, но лишь бедром ударяюсь о твердую почву, поскольку большая часть моего тела защищена Маркусом.
Грохот эхом отдается в моих ушах, и голова кружится, когда чьи-то руки начинают тянуть меня к себе.
— ШЕЙН, — кричит Маркус, тряся меня. — С ребенком все в порядке? ШЕЙН. БЛЯДЬ.
Черт. Ребенок.
Я вырываюсь из крепкой хватки Маркуса, и опускаю взгляд к ребенку у меня на руках. Он молчит, и мое сердце колотится от ужаса. Он не замолкал с той секунды, как мы ворвались в ту комнату. Мои руки не запачканы, так что я не думаю, что он ударился о землю, но его точно могло тряхнуть от удара при нашем падении.
— Блядь, блядь, блядь, блядь, — кричу я, когда Роман бросается ко мне, опускаясь на колени рядом со мной. — Ну же, малыш. Будь в порядке. Пожалуйста, будь в порядке.