Он тянет ее вниз и связывает его запястья, после чего кивает Маркусу, который нажимает кнопку. Цепи тут же начинают натягиваться, поднимая Джованни вверх, пока его ноги не оказываются болтающимися над залитым кровью полом.
Джованни смотрит на своего старшего сына единственным оставшимся глазом, и у него даже нет сил плюнуть в него. Кровь стекает по его лицу, и я чертовски уверена, что он описался в штаны, но по тому, как он смотрит на Романа, становится ясно, что он боится его больше всего. Маркус не в ладах с головой, а Леви… Леви, как всегда, в полной заднице, но Роман… Роман играет в игру. Роман — молчалив, он всегда думает, всегда планирует. Он безжалостен.
— Ты больше ничего у меня не заберешь, — говорит ему Роман. — Ариана. Фелисити. Шейн. Ты забрал их у меня и отравил их собой, но ты недооценил Шейн. Ее невозможно удержать, и единственная причина, по которой я до сих пор не оборвал твою жизнь, заключается в том, что я думаю, что она заслуживает этого больше.
Взгляд Джованни устремляется на меня, и я не вижу ничего, кроме страха.
— Ты слышал новости, отец? Священник случайно перепутал документы. Она никогда не была твоей. Забавно, как легко внести маленькую поправку в свидетельство о браке. Хотя, думаю, за это я должен благодарить тебя. Если бы ты не был таким эгоистичным, назвав меня своим именем, возможно, это было бы не так просто.
Лицо Джованни вытягивается, когда он понимает, что именно мы сделали, но Роман еще не закончил поворачивать лезвие у него в спине.
— Ты совершил самую большую ошибку в своей жизни в тот день, когда положил на нее глаз. Посмотри на нее, посмотри, как она сияет. Ты не сломил ее, ты только заставил ее осознать, насколько она чертовски сильна. Шейн собирается лишить тебя жизни, и тогда ей будут поклоняться как лидеру империи Моретти до конца ее жизни. В ее руках сила, и ты умрешь, зная, что все, к чему ты стремился, все, что ты отравил своим ядом, было напрасным.
Роман смеется и делает шаг назад, прежде чем вытащить пистолет. Он делает два идеальных выстрела, и я подпрыгиваю от неожиданности, звук эхом отдается в моей груди. Джованни вскрикивает, тяжелые стоны и всхлипывания наполняют комнату, поскольку оба его колена кровоточат.
Роман не ухмыляется открыто, как это делали его братья, но я вижу болезненное удовольствие в его глазах, и мне становится жарко. Нет ничего прекраснее этих мужчин, когда они находятся в своей стихии.
Он проходит через комнату к маленькому столику и просматривает набор инструментов, которые он разложил там чуть больше часа назад. Он оглядывается на своего отца и обдумывает свои возможности, зная, что, что бы он с ним ни сделал, его сердце должно продолжать биться, и, если быть до конца честной, если я не услышу, как он кричит, когда я прикоснусь к нему, я буду в бешенстве.
Роман берет острые, похожие на иглы гвозди длиной не менее тридцати сантиметров и одновременно тянется за молотком. Я не вижу, сколько гвоздей он взял, но слышу скрежет металла в его руках и знаю, что их должно быть по крайней мере четыре.
Встав перед отцом, он кладет гвозди к его ногам, держа только одну в руке, а молоток — в другой. Он осматривает обнаженный торс своего отца, не обращая внимания на раны, оставленные Маркусом.
— Не буду врать, отец. Это будет не очень приятно, но, пожалуйста, будьте паинькой и постарайтесь не шевелиться.
Затем, ни секунды не колеблясь, он прижимает острие к коже отца, прямо между ребер, и ударяет молотком по концу. Гвоздь протыкает его кожу, и Роман снова ударяет по нему молотком, позволяя гвоздю пробить легкое.
Меня охватывает головокружительное удовлетворение, и я бросаю взгляд на Маркуса и Леви, которые оба наблюдают за происходящим с дерзкими, восхищенными улыбками на красивых лицах. Я видела, как парни вытворяли действительно хреновые вещи, но это совершенно новый уровень безумия.
Гвоздь торчит из его тела, и даже малейшее вздрагивание вызвало бы агонию, пронзающую его тело. Но Роман ДеАнджелис никогда не был из тех, кто останавливается после одной пытки, поверьте мне, я знаю.
Он подхватывает с пола еще одну и прижимает ее к впадинке прямо под плечом, прежде чем ударить по нему молотком. Гвоздь пронзает плечо, и Роман не останавливается, пока не видит окровавленный кончик, торчащий из спины отца.