— Нет, — выдыхаю я, мои глаза расширяются, когда я оглядываю комнату, мой острый взгляд мечется из угла в угол. Где он, черт возьми?
— Ребенка нет.
Я разворачиваюсь на пятках и тут же поднимаю руки, чтобы защититься. В дверях стоит пожилая женщина, ее глаза сужены, и она неуверенна. В ней есть что-то знакомое, и, когда она делает нерешительный шаг в комнату, я понимаю, что это одна из многих сотрудниц, которые работали на кухне замка, ухаживая за мальчиками последние десять лет, — ее было видно, но не слышно. Она здесь не для того, чтобы причинить мне вред, но кто знает, какие приказы ей отданы.
Я тяжело сглатываю и медленно опускаю руки, неуверенная в том, что она собирается делать.
— Где он? — Рявкаю я, выпрямляясь во весь свой рост несмотря на то, что надо мной возвышается пожилая женщина.
Она смотрит на меня острым взглядом, который она на протяжении многих лет не сводила с сыновей Джованни, постоянно опасаясь, что они могут сорваться в любой момент. Черт возьми, тех гостей, которых они приглашали, было бы достаточно, чтобы напугать кого угодно.
— Хозяин повез его кататься тридцать минут назад, — говорит она, настороженно глядя на меня, пока медленно проходит вглубь комнаты. — Тебе не удастся заполучить этого ребенка, — добавляет она, как будто может прочитать каждую мысль, проносящуюся в моей голове. — Он находится под усиленной охраной в любое время суток. Неясно, когда вернется Хозяин. Так что, если ты собираешься бежать, сейчас твой единственный шанс. Он считает, что ты будешь… нездорова еще несколько часов.
Я шокирована, но прежде, чем я успеваю вымолвить хоть слово, она выходит из дверного проема.
— А теперь беги, дитя.
Я осмотрю снова на пустую кроватку, мое сердце разрывается при мысли о том, что я оставлю его здесь.
— Я…
— Не будь глупой, девочка, — кипит она. — Забудь о ребенке. Ты не сможешь спасти его. Уходи, пока он…
Я слышу ее невысказанные слова громко и ясно.
Уходи, пока он снова тебя не изнасиловал.
Меня снова охватывает стыд от осознания того, что каждый человек в этом гребаном замке точно знает, что произошло в той комнате, но я отбрасываю это в сторону. Она права. Если этот ребенок сейчас с Джованни, у меня нет ни единого гребаного шанса. Я должна вернуться за ним, и я сделаю это с гребаной армией за спиной, а до тех пор — пришло время забрать моих мальчиков.
14
У меня трясутся руки, когда я выхожу из детской, минуя пожилую леди. Я бы сделала все, что угодно, чтобы иметь возможность остановиться и поблагодарить ее или как-то иначе предложить свободу от этой адской дыры, но все, что я могу выдавить, это короткая улыбка, прежде чем проскочить мимо нее. Решимость вытащить моих парней отсюда — единственное, что заставляет меня идти вперед.
Я осматриваю все вокруг и с каждым моим шагом, я слишком скоро понимаю, как быстро один из людей Джованни может поймать меня на попытке к бегству. Нервы пульсируют по моему телу, и я хочу, быть сильнее, восстановить все свои силы после того, как наркотик разрушил мой организм, но нищим выбирать не приходится. Если бы я ждала, пока начну чувствовать себя лучше, я, возможно, полностью упущу этот шанс.
Черт, мне просто нужно добраться до Маркуса, нужно знать, что с ним все в порядке. Роман и Леви сильные, они бы смогли пережить… черт. Я даже не знаю, сколько времени прошло. Все, что я знаю, это то, что любой промежуток времени может оказаться слишком опасным для Маркуса. Ему нужна помощь, и он нуждался в ней несколько дней назад.
Добравшись до лестницы, я останавливаюсь, прислушиваясь к любым звукам внизу и заставляя себя успокоиться. Мой пульс так чертовски громко стучит в ушах, что почти невозможно что-либо расслышать, но я не собираюсь все испортить.
Делая медленные, успокаивающие вдохи, я ненадолго закрываю глаза и концентрируюсь, как учили меня мальчики в ту первую ночь, когда мы посетили дом, построенный Романом, тот самый дом, который мы сожгли дотла.
С противоположной стороны замка доносится негромкая болтовня, возможно, охранники обсуждают смену кадров, перебирая бумаги. Слышно звяканье кастрюль и сковородок, может быть, даже тихое бормотание кухонного персонала, но что более важно, фойе у подножия лестницы и прилегающие к нему территории свободны.
Переводя дыхание, я начинаю спускаться, сохраняя быстрый темп, поскольку этот чистый путь может, перестать быть свободным. Я ступаю по полу, и мне приходится приложить все силы, чтобы не закричать от успеха, прежде чем я поворачиваю налево и пробираюсь через большой бальный зал к двери, ведущей вниз, в камеры замка.