Я сжимаю челюсти.
— Серьезно? Ты хочешь поговорить об этом прямо сейчас?
Маркус останавливается прямо напротив Романа, и мы вчетвером образуем полукруг вокруг Джии, а он не говорит больше ни слова, просто сосредотачивается на текущем вопросе.
Джиа выглядит взволнованной, и так и должно быть. Ее охрана мертва, и мы окружили ее.
У нее остался последний спасательный круг, и, повернувшись к Зику и кивнув, она слишком быстро понимает, что у нее нет даже этого. Зик молча отходит от нее и направляется к парадной лестнице, завершая круг.
Она в ужасе смотрит на него.
— Что, блядь, все это значит? — кипит она. — Что ты делаешь?
Его губы растягиваются в кривой ухмылке, и он кивает в знак приветствия.
— Приятно познакомиться, — говорит он. — Меня зовут агент Байрон Дэвидсон, ФБР, но не стесняйся называть меня лучшим трахальщиком в своей жизни. Я знаю, как сильно ты любишь, когда тебя трахают.
— Вот дерьмо, — смеюсь я, возвращая ее внимание к себе. — Держу пари, ты не ожидала, что твой день закончится вот так, когда ты проснулась этим утром.
Глаза Джии вспыхивают, и точно так же, как три дня назад, стоя на ухоженной лужайке перед обугленными руинами дома Романа, она теряет контроль.
— ТЫ, — выплевывает она, ее рука опускается к бедру и сжимает пистолет. Она выхватывает его из кобуры и целится в меня. — Попрощайся, сучка. Ты никогда не получишь того, что принадлежит мне.
Ее рука вздрагивает, палец нажимает на курок в тот самый момент, когда я падаю на пол. Пуля пролетает над моей головой, в тот ж момент как рука Маркуса взмывает с силой, на которую не должен быть способен ни один мужчина, и нож вылетает из его пальцев с совершенным мастерством и точностью.
Пуля пробивает тяжелую входную дверь еще до того, как громкий ХЛОПОК эхом разносится по просторному фойе, и в тот же самый момент кончик ножа Маркуса проходит прямо через ее спину, перерезая спинной мозг.
Глаза Джии расширяются от шока, прежде чем она медленно падает на колени, едва держась на ногах. Тишина заполняет комнату — этот момент меняет всю гребаную игру.
Мое сердце бешено колотится в груди, когда Леви протягивает мне руку и поднимает на ноги. Глаза Джии не отрываются от моих, и я вижу в ее злобном взгляде, что она действительно думала, что переживет это. Я иду вперед, не зная, что сказать ей в этот последний миг, но, сделав последний шаг и оказавшись прямо перед ней, понимаю, что мне нечего сказать. Она была просто чудовищем без сердца и с черной, гниющей душой.
— Мы еще увидимся, — напоминаю я ей. — В один прекрасный день я присоединюсь к тебе в аду, и мне понравится смотреть, как ты горишь, но не так сильно, как мне понравится сжигать твою империю дотла.
И с этими словами я понимаю руку, и нажимаю на спусковой крючок в последний раз. Отступая назад, я смотрю, как тяжелая люстра падает с высокого потолка. Осколки толстого стекла глубоко вонзаются в ее кожу, обрывая ее жизнь и рассыпаясь каскадом по фойе, как волна мерцающих бриллиантов.
27
Мне бросается в глаза случайный бриллиант, и я подбираю его из-под обломков, полностью загипнотизированная тем, как он сверкает, но в то же время крича о мести, когда с его острого края стекает единственная капля крови.
Пыль едва оседает, когда Роман и Маркус направляются ко мне, под их ногами хрустят осколки бриллиантовой люстры. Зик — или агент Дэвидсон — стоит в стороне, скрестив руки на широкой груди, и смотрит сверху вниз на женщину, с которой он делил постель черт знает сколько времени. Выражение его лица непроницаемо, но я уверена, что миллион мыслей проносится сейчас у него в голове, и, вероятно, он также раздражен тем, что все эти годы напряженной работы пошли на смарку. Бьюсь об заклад, в понедельник утром ему предстоит заполнить адский отчет.
Маркус добирается до меня первым, и он мгновенно обхватывает мое горло, притягивая меня к себе, а его жесткий взгляд впивается в мой. Он не отводит взгляд, не моргает, просто продолжает смотреть, в его взгляде сквозят дикие эмоции. Я никогда не видела его таким несдержанным, и, черт возьми, думаю, мне это нравится. Мне всегда нравилось это дикое опьянение Маркуса. Он непредсказуем и безжалостен. Я никогда не знаю, чего от него ожидать, но добавьте к этому опасное отчаяние, и мое сердце забьется так же быстро, как и его.