— Продолжим? — требует он, чертовски хорошо зная, что загнал меня в угол, заставляя действовать, и я ни черта не могу с этим поделать.
Слезы туманят мне зрение, и я смаргиваю их, когда в горле образуется комок, из-за которого говорить почти невозможно. Джованни засовывает телефон в карман своего костюма и снова берет меня за руки, крепко сжимая их. Но на этот раз я не чувствую боли. Я совершенно онемела.
Пытаясь вспомнить, где я остановилась в своей клятве и что должна сказать дальше, я бросаю взгляд на священника, который выглядит бледным, как привидение, явно увидев экран телефона и осознав, насколько далеко зашло это дерьмо.
— Я… Я не могу вспомнить слова.
Священник кивает и смотрит на Джованни, его челюсть сжимается, прежде чем снова посмотреть на меня.
— Повторяй за мной, — говорит он, прежде чем начать произносить клятву заново. — Я, Шейн Александра Моретти, беру тебя, Джованни Романа ДеАнджелиса, в законные мужья.
Проглатывая комок в горле, я произношу слова, которые уничтожат все, чем я являюсь.
— Я, Шейн Александра Моретти, беру тебя, Джованни Романа ДеАнджелиса, в законные мужья.
— Хранить и оберегать тебя с этого дня, — продолжает священник.
— Хранить и оберегать тебя с этого дня.
Ухмылка Джованни становится шире, и я слушаю следующую часть клятв.
— В лучшем и худшем, в богатстве и бедности, в болезни и здравии.
Мой желудок сводит от мысли, что мне придется сказать это, но, думая о Маркусе в той камере, я выдавливаю слова сквозь зубы.
— В лучшем и худшем, в богатстве и бедности, в болезни и здравии.
Священник выглядит мрачным, но неохотно продолжает.
— Любить и лелеять до тех пор, пока смерть не разлучит нас, согласно святому Божьему писанию, я клянусь тебе.
Закрыв глаза, я позволяю словам поглотить меня, разрушить каждую частичку себя, которая у меня осталась, и позволяю им превратить все в пыль, оставив от меня не более чем пустую оболочку. Эти слова обязывают, и хотя я не собираюсь придерживаться их, они заставляют меня чувствовать себя так, словно вокруг моего горла натянули поводок. Но мальчики…
Я произношу эти гребаные слова.
— Любить и лелеять до тех пор, пока смерть не разлучит нас, согласно святому Божьему писанию, я клянусь тебе.
Джованни ухмыляется, в его глазах сверкают невысказанные секреты и планы на мое будущее, и каждый из них, я уверена, хуже предыдущего.
— Это было не так уж сложно, правда, жена? — Джованни насмехается. — По-настоящему тебя заставит мучиться то, что будет дальше. Из того, что я слышал, тебе нравится, когда тебя удерживают и трахают, не так ли? Ты шлюха, но с этого дня ты моя, и я могу делать с тобой все, что захочу.
Тьма окутывает меня, и я сдерживаю слезы, зная, что ни за что на свете не смогу выбраться из этого целой и невредимой. Независимо от того, как быстро я смогу обрести свободу, Джованни не станет ждать, чтобы изнасиловать меня, не будет ждать, чтобы вбить последний гвоздь в гробы своих сыновей. Это будет его больная игра, и она уничтожит меня.
Священник бросает взгляд на Джованни.
— Ты можешь поцеловать свою невесту, — решительно говорит он, испытывая отвращение к только что произошедшим событиям, хотя что-то подсказывает мне, что он абсолютно ничего не мог с этим поделать. Я не сомневаюсь, что он тоже участвует в игре, и его драгоценной жизни угрожают, чтобы обеспечить его сотрудничество.
Джованни не теряет времени и делает шаг ко мне. Он заводит мою руку за спину, сгибая при этом сломанный палец, заставляя меня вскрикнуть, и, едва мои губы раздвигаются, он прижимается своим ртом к моему, погружая язык в мой рот, а по моему лицу текут слезы боли и отвращения.
Это длится недолго, но оставляет во рту неприятный привкус. Мне хочется вырваться, но прежде, чем я успеваю это сделать, Джованни толкает меня обратно к алтарю, пока его верная семья аплодирует его новому браку.
12
Черный внедорожник останавливается в начале большой кольцевой подъездной дорожки, и я смотрю на замок. Было время, когда мне нравилось находиться здесь. Мне нравилось просыпаться в этой тюрьме, зная, что парни здесь, и что, несмотря на все дерьмо в мире, у меня было место, которое я могла назвать домом.
Больше нет. Я боюсь возвращаться в этот замок больше, чем ненавидела его в те первые несколько недель, когда была пленницей мальчиков. Я была в ужасе и уверена, что смерть стучится в мою дверь, и теперь я снова здесь, только я точно знаю, что меня ждет.