Черт возьми, это риск, но я готова на него пойти.
Я осматриваю все слева направо, а затем снова поворачивает налево. Кто-то был здесь, издавая громкие, тяжелые удары, и кто бы это ни был, мне нужно держаться от этого как можно дальше. Никого не видно, но я не собираюсь рисковать. Все это может обернуться самыми абсурдными и отвратительными последствиями, и я не хочу оставаться здесь, чтобы узнать, какими они могут быть.
Подавляя страх, я напоминаю себе, что меня тренировала не только правая рука Джии Моретти, но и трое мрачных жнецов, печально известные сыновья ДеАнджелиса. Если я смогла зайти так далеко, я, черт возьми, уверена, что смогу продолжать. Я прожила в этом самом замке несколько месяцев. Я знаю все его входы и выходы, его маленькие секреты… секреты, которые, возможно, Джованни еще не раскрыл. Здесь у меня преимущество.
Не желая терять время, я выхожу в пустой коридор, двигаясь как можно медленнее и пытаясь вспомнить, где находится каждая скрипучая половица. Мое сердце колотится так громко, что, клянусь, я слышу его снаружи своего тела, но если что-то и выдает меня, так это учащенное, тяжелое дыхание, похожее на то, как какая-то старая стерва пускает слюни на артистов живого шоу “Супер Майк”, за которыми я, возможно, слежу или не слежу в “Instagram”. Я должна прекратить это.
Подкрадываясь к комнате прямо рядом со своей, я тяжело сглатываю, прежде чем взяться за ручку. У меня есть один гребаный шанс.
Взять ребенка. Захватить пару подгузников. И валить отсюда на хрен. Об остальном мы можем побеспокоиться позже.
Нажав на ручку, я врываюсь в комнату, более чем готовая уложить какую-нибудь старую суку на задницу, но тут меня настигает худший вид дежавю — я врываюсь в комнату только для того, чтобы найти пустую кроватку.
— Нет, — выдыхаю я, мои глаза расширяются, когда я оглядываю комнату, мой острый взгляд мечется из угла в угол. Где он, черт возьми?
— Ребенка нет.
Я разворачиваюсь на пятках и тут же поднимаю руки, чтобы защититься. В дверях стоит пожилая женщина, ее глаза сужены, и она неуверенна. В ней есть что-то знакомое, и, когда она делает нерешительный шаг в комнату, я понимаю, что это одна из многих сотрудниц, которые работали на кухне замка, ухаживая за мальчиками последние десять лет, — ее было видно, но не слышно. Она здесь не для того, чтобы причинить мне вред, но кто знает, какие приказы ей отданы.
Я тяжело сглатываю и медленно опускаю руки, неуверенная в том, что она собирается делать.
— Где он? — Рявкаю я, выпрямляясь во весь свой рост несмотря на то, что надо мной возвышается пожилая женщина.
Она смотрит на меня острым взглядом, который она на протяжении многих лет не сводила с сыновей Джованни, постоянно опасаясь, что они могут сорваться в любой момент. Черт возьми, тех гостей, которых они приглашали, было бы достаточно, чтобы напугать кого угодно.
— Хозяин повез его кататься тридцать минут назад, — говорит она, настороженно глядя на меня, пока медленно проходит вглубь комнаты. — Тебе не удастся заполучить этого ребенка, — добавляет она, как будто может прочитать каждую мысль, проносящуюся в моей голове. — Он находится под усиленной охраной в любое время суток. Неясно, когда вернется Хозяин. Так что, если ты собираешься бежать, сейчас твой единственный шанс. Он считает, что ты будешь… нездорова еще несколько часов.
Я шокирована, но прежде, чем я успеваю вымолвить хоть слово, она выходит из дверного проема.
— А теперь беги, дитя.
Я осмотрю снова на пустую кроватку, мое сердце разрывается при мысли о том, что я оставлю его здесь.
— Я…
— Не будь глупой, девочка, — кипит она. — Забудь о ребенке. Ты не сможешь спасти его. Уходи, пока он…
Я слышу ее невысказанные слова громко и ясно.
Уходи, пока он снова тебя не изнасиловал.
Меня снова охватывает стыд от осознания того, что каждый человек в этом гребаном замке точно знает, что произошло в той комнате, но я отбрасываю это в сторону. Она права. Если этот ребенок сейчас с Джованни, у меня нет ни единого гребаного шанса. Я должна вернуться за ним, и я сделаю это с гребаной армией за спиной, а до тех пор — пришло время забрать моих мальчиков.
14
