Едва мы перевели дух, как Роман отпускает меня, зная, что нам предстоит выполнить гребаную работу, прежде чем мы получим шанс отпраздновать. Он бежит к камере Леви, и прежде, чем я успеваю догнать его, он уже прицеливается и делает быстрый выстрел, чтобы освободить своего младшего брата.
Его прицел идеален даже в этой ужасающей темноте, и когда я приближаюсь, чтобы схватиться за металл и сдвинуть решетчатую дверь, Роман уже движется к камере Маркуса.
Леви смотрит на меня широко раскрытыми глазами, отказываясь вставать и оставить Маркуса, поэтому я бросаюсь к нему, падаю перед ним, когда Роман делает свой последний выстрел и бросается в сторону своего брата.
Я опускаюсь перед Леви, стараясь не поранить его, и руками обхватываю его лицо.
— Ты в порядке? — Я вздыхаю, и слез становится больше с каждой секундой.
— Великолепно, — лжет он, мягкость его тона выдает, насколько сильно он на самом деле страдает. Он протягивает руку и хватает меня за подбородок, заставляя оторвать взгляд от сканирования его тела и встретиться с его темными глазами. Он притягивает меня ближе, его дыхание касается моей покрытой синяками кожи. — Он прикасался к тебе? — требовательно спрашивает он, с трудом сглатывая, как будто одна мысль о том, что произошло в замке, может убить его.
Я качаю головой.
— Нет, — бормочу я, эта ложь разбивает что-то глубоко внутри меня, но мне нужно, чтобы он сосредоточился на выздоровлении. Если я признаю это прямо сейчас, Леви может настоять на том, чтобы остаться здесь, просто чтобы он мог наложить руки на своего отца, но сначала ему нужно исцелиться. Нет ничего важнее, чем увидеть, как парням станет лучше. После этого они могут обрушить ад на кого угодно, черт возьми. Подходящее время придет, и когда это произойдет — я скажу ему правду, но сейчас, в темном углу этой камеры, он не может прочитать меня так же ясно, как Роман. — Я в порядке. Я просто хочу вытащить тебя отсюда. Ты можешь идти?
Леви стонет, перемещая свое тело, а я встречаю взгляд Романа через решетку, и оба мы думаем об одном и том же — как, черт возьми, мы должны вытащить их обоих отсюда?
Протягивая руку сквозь решетку, я нахожу руку Маркуса и крепко сжимаю ее.
— С тобой все будет в порядке, — шепчу я, задаваясь вопросом, действительно ли так будет. Прямо сейчас уверенность в моем тоне даже близко не соответствует страху, который я чувствую внутри.
Дыхание срывается с губ Маркуса.
— Шейн? — бормочет он, его голос едва слышен в гробовой тишине темных камер. — Это ты, детка?
— Да, Маркус, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул, когда страх начинает сковывать меня. Видеть его таким… это то, что всегда будет преследовать меня, это в миллион раз ужаснее, чем насилие, которому я подверглась от рук Джованни. — Я здесь. Все будет хорошо. Клянусь, я вытащу тебя отсюда. Ты не умрешь у меня на глазах.
Роман наклоняется перед Марком и просовывает руки под безжизненное тело брата.
— Давай, брат, — бормочет Роман, стискивая челюсти и поднимая Маркуса с пола. — Пора идти.
Леви стонет, когда вес Маркуса снимается с него, и я наклоняюсь, обнимаю его сзади за ребра и перекидываю его руку себе через плечо. Он хватается за металлические прутья и поднимается с пола, наваливаясь на меня всем своим весом.
Мы выходим из камеры Леви, и я останавливаюсь возле камеры Романа.
— Дай мне секунду, — предупреждаю я Леви, убедившись, что он удерживает равновесие, прежде чем опуститься на грязный пол, распихивая кинжалы в ножнах и патроны по карманам, и засовывая пистолет за пояс. Вскакивая на ноги, я снова хватаю Леви и пристраиваюсь за Романом.
Мы на финишной прямой, но нам предстоит долбаный пеший путь обратно к украденной Королле и еще двухчасовая поездка обратно к цивилизации за помощью. Я пытаюсь взять себя в руки и думать позитивно о ребятах, но мы даже близко не подошли к тому, чтобы выйти из затруднительного положения.
Мы проходим только половину длинного ряда камер, когда кожа Романа начинает покрываться легкой испариной.
— Какой у нас план? — говорит он, уже задыхаясь.
Мое сердце разбивается вдребезги. Маркус — тяжелый ублюдок и просить Романа нести его всю дорогу, когда у него открывая колотая рана и он неделю был без воды и еды, медленно истекая кровью — просто жестоко. Он слаб, все трое стучатся в дверь смерти, только Маркуса уже пригласили войти. Проделать весь этот путь через лес до машины было бы… блядь.