— У меня есть машина, — говорю я ему, тяжело дыша и пытаясь выдержать вес Леви, в ужасе от того, насколько сильно он похудел со вчерашнего вечера. — Она в лесу, где вы, ребята, вырыли тот туннель для побега.
— Черт, — ворчит Леви. — Если бы мы могли вернуться через замок и воспользоваться туннелем, мы могли бы спрятаться, сделать перерыв.
Роман замолкает, прислоняясь спиной к решетке и поправляя Маркуса на руках.
— Не можем, — ворчит он, усталость уже видна на его лице. — Слишком рискованно. Они нас поймают. У нас нет другого выбора, кроме как рвануть через эту гребаную лужайку и надеяться, что мы успеем добраться до леса до того, как начнут свистеть пули.
Я встречаю обеспокоенный взгляд Романа, моя грудь тяжело вздымается.
— Джованни не знает, что я ускользнула. Охрана меня пока не ищет, но пройдет совсем немного времени, и кто-нибудь поймет, что я сбежала. Это наш единственный шанс. Другого шанса сделать это у нас не будет.
Он откидывает голову назад, прислоняясь к решетке, а Леви хватается за одну из них позади нас, давая мне время перевести дыхание.
— Мы понесем его по очереди, — предлагает Леви. — Ты не можешь пронести его через всю гребаную территорию, не упав при этом в обморок.
— Посмотри на себя, — выплевывает Роман. — Ты едва можешь стоять. Тебе с ним не справиться. Не обманывай себя.
Я начинаю расхаживать, прижимая руки к вискам, когда боль пронзает меня насквозь, и я вспоминаю, как меня ударили по голове всего несколько коротких часов назад. Я поднимаю взгляд на Романа, у меня начинает формироваться идея.
— Нам нужно что-то, что выдержит вес Маркуса, — говорю я ему, шестеренки в моему мозгу отчаянно крутятся, пытаясь заставить это сработать. — Если бы я могла… не знаю… толкать его, как на тележке для покупок, или что-то в этом роде, тогда ты сможешь поддерживать Леви, и тогда, может быть… просто, может быть, у нас появится реальный шанс выбраться отсюда.
Роман смотрит на Леви, ведя молчаливый разговор, который я часто нахожу восхитительным, но только не сейчас, черт возьми. Мне нужно знать, о чем они думают, нужно знать, как это сработает… Если это сработает.
— Нет, — наконец говорит Роман. — Это, блядь, слишком рискованно.
— А у тебя есть идея получше? — Леви огрызается в ответ. Губы Романа сжимаются в жесткую линию, прежде чем он переводит дыхание и отталкивается от прутьев камеры, готовый пройти еще немного. Леви снова обнимает меня за плечи, но на этот раз ему не нужна такая большая помощь. — Я так и думал.
Роман бормочет что-то себе под нос, очень похожее на:
— Если бы ты уже не был мертв, я бы сам тебя убил.
— Хорошо, — вмешиваюсь я, прежде чем это зайдет еще дальше. — Просто скажи мне все, что ты, блядь, отказываешься мне сказать, и я все сделаю.
Роман сжимает челюсть, искоса поглядывая на брата, прежде чем болезненно выругаться.
— У нас был один большой парень, Большой Тони. Весил около 450 фунтов. Нам нужна была тележка, чтобы возить его задницу по территории. Она спрятана в сарае на заднем дворе, его не видно из замка. Но тебе пришлось бы пересечь всю гребаную территорию, подвергая себя риску, а я с этим не согласен.
Я усмехаюсь.
— А ты думаешь, я была согласна, когда тебя пырнули ножом прямо у меня на глазах? Думаешь, я была согласна смотреть, как ты падаешь на колени, и слушать, как ты кричишь мне бежать? Нет, это, блядь, убило меня, но иногда у нас нет гребаного выбора. Так что пошел ты со своей потребностью быть слишком заботливым мудаком. Я заберу гребаную тележку. Я единственная, у кого хватит сил сделать это прямо сейчас. Я достану эту гребаную штуку, а потом мы увезем отсюда этого большого ублюдка. Понял?
Роман сердито смотрит на меня, ему ни капельки не нравится эта идея, но у него не хватает духу спорить. Он знает, что это наш единственный шанс, и какой бы глупой ни была эта идея, в ней есть смысл.
Нам требуется почти двадцать минут мучительных шагов, чтобы, наконец, увидеть дневной свет, и к тому времени, когда послеполуденное солнце осветило наши лица, на рубашке Романа уже начала скапливаться кровь, но упрямый ублюдок не произнес ни слова.
Мальчики быстро находят место, где можно спрятаться, и, не оглядываясь назад и даже не попрощавшись, я уношусь, как разъяренный бык, чертовски хорошо зная, что время на исходе. Джованни наверняка уже заметил мое отсутствие. Я уязвила его самолюбие, а такие люди, как он, не могут с этим справиться. Он будет полон решимости уничтожить меня, что-то доказать, и он будет делать это столько раз, сколько потребуется, чтобы заставить меня либо передумать, либо пострадать настолько, что я просто никогда не захочу упоминать об этом снова.