Я тут же отвожу взгляд, не готовая идти на это. Даже близко.
Я начинаю вырываться из его объятий, и, несмотря на его здравый смысл и потребность удержать меня — он отпускает меня. За последние несколько недель я и так получила достаточно шрамов, и он ни за что на свете не попытается добавить к ним еще что-то.
— О чем, блядь, он говорит? — Строгий тон Маркуса звучит в тяжелой тишине. Оглядываясь через плечо, я вижу Леви и Маркуса, которые наблюдают за мной и Романом, нахмурив брови — гнев и замешательство кружатся в темных глубинах их глаз.
Блядь.
— Ничего страшного, — говорю я, ускоряя шаг и переходя в следующую комнату. — Я в порядке. Роману не следовало ничего говорить.
Роман усмехается, что только еще больше заводит парней. Если и есть что-то, что они презирают, так это то, что их оставляют в неведении, особенно когда дело касается меня. Узнать, что один из их братьев что-то знает, и у него не хватило порядочности поделиться? Вот это уже предательство самых грандиозных масштабов.
— Шейн, — требует Леви, когда я пытаюсь убежать, воспоминания о том дне возвращаются ко мне навязчивыми волнами, образ за образом, штурмуя мой разум.
Я толкаю дверь и захожу в комнату, которая не так сильно пострадала от огня, что позволяет мне понять, что, возможно, этот особняк все-таки можно спасти, но сейчас это самое далекое, что есть в моей голове.
Чья-то рука обвивается вокруг моего локтя, и я разворачиваюсь лицом к трем разъяренным братьям ДеАнджелис. Ну, двое из них злятся, а третий выглядит виноватым — настолько чертовски виноватым, что он заслуживает того, чтобы ему в задницу воткнули чертову шпильку. Этот ублюдок знал, что делал. Я днями наблюдала за этим на его лице: он отчаянно пытался расспросить меня, отчаянно хотел узнать подробности, чтобы зациклиться на них и подпитать свою ненависть к отцу. Но поднимать эту тему прямо сейчас, в присутствии его братьев, черт возьми. Он получит по заслугам, и это будет неприятно. Это все уловка, чтобы избежать его собственных чувств по отношению к своему дому, и за это он попадает на самый верх моего списка дерьма.
— Что, блядь, происходит? — Выплевывает Маркус, его эмоции всегда берут верх над ним. — Что ты от меня скрываешь? От нас?
Я сжимаю челюсти, мое сердце колотится, как у гребаного ягуара, пробирающегося сквозь самые густые джунгли. Мой взгляд останавливается на Романе, и я вырываю свой локоть из сильной хватки Леви.
— Ты мертв для меня, — выплевываю я, наслаждаясь тем, как мои слова заставляют его вздрогнуть. Я не это имею в виду, не совсем. Несмотря на его наклонности угрюмого засранца, я безумно люблю этого ублюдка, но, черт возьми, эти слова заставляют меня чувствовать себя лучше, пусть даже на секунду.
Я стремительно ухожу, прекрасно понимая, что теперь мне никак не избежать этого разговора. Мальчики получат нужный им ответ независимо от того, готова я им поделиться или нет, и я ни черта не смогу с этим поделать. Но если в процессе мне удастся сделать так, чтобы Роману было больно, то это меня более чем устроит.
Парни врываются за мной, и я едва успеваю сделать шаг в сторону, как тон Леви разносится по комнате, в его голосе слышится предательство, смешанное с грустью, которая заставляет меня остановиться.
— У нас нет секретов, — бормочет он. — Не здесь. Не сейчас. Не после всего, через что мы уже прошли. Если ты что-то скрываешь от нас…
Он позволяет словам раствориться в воздухе, но я все еще слышу их громко и ясно. Он спрашивает меня, почему я ему не доверяю, почему после всего, через что мы прошли, я все еще чувствую, что не могу поделиться с ним частью себя, но дело совсем не в этом.
Боль пронзает мою грудь, и я медленно поворачиваюсь к нему лицом, а горячие слезы жгут мне глаза.
— Ты серьезно думаешь, что после всего этого времени, после всего, через что мы прошли, я все еще не доверяю тебе? Что я намеренно буду хранить от тебя секреты? — спрашиваю я, слезы текут по моим щекам и пачкают верх моей майки. — А ты не думал о том, что, возможно, я еще не готова это обсуждать? Что мне нужно было увидеть, как вам становится лучше, прежде чем я подумала о том, что нужно мне? Может, я еще не смирилась с тем, что произошло? Что я даже не могу подобрать слова, потому что чертовски боюсь, что они снова разорвут меня в клочья?
Я падаю на колени, моя голова мгновенно падает на руки, а из горла вырываются тяжелые рыдания.
— Блядь, — говорит Роман, опускаясь рядом со мной, притягивая меня в свои объятия и прижимая к своей груди. — Прости меня, — бормочет он, его губы касаются моей шеи, пока он говорит. — Ты была такой сильной в последние несколько дней, что я подумал, может быть, это не повлияло на тебя или ты просто отмахнулась от этого, как от незначительного события. Ты всегда была так откровенна с нами, а тут не сказала ни слова. Я почти убедил себя, что все это мне привиделось. Я… я не думал. Прости меня, Шейн. Черт. Я не должен был…