Сейчас, наверное, около четырех утра. Я действительно не знаю, но что я точно знаю, так это то, что трое парней практически мертвы для этого мира. Несмотря на то, что они не были в комфорте собственного дома с собственными кроватями, им давно пора было хорошенько выспаться ночью, где они могли бы по-настоящему расслабиться.
Крадучись пересекаю большую гостиную, сажусь на корточки перед угасающим камином и тянусь за несколькими поленьями, чтобы подбросить дров в пламя, надеясь не разбудить ребят.
Посидев некоторое время, я наблюдаю, как загораются новые дрова и пламя становится больше, уже начиная заново обогревать комнату. Незаслуженная гордость теплится в моей груди, и я улыбаюсь про себя, когда встаю и возвращаюсь к дивану.
В то время как у мальчиков дела идут намного лучше, и они практически могут противостоять всему, что бросает на них этот гребаный мир, я не могу представить, насколько ужасным было бы добавить мужской грипп к нашему списку дел, которые нужно преодолеть. Черт, трое одновременно болеют “мужским” гриппом…
Дрожь пробегает по моей спине.
Черт возьми, — "нет".
Быстро осмотрев парней, я убеждаюсь, что они все еще спят, и тихонько вздыхаю. Неделя без них была сущим адом, особенно первые три четверти, когда я думала, что они мертвы. Но видеть, как разглаживаются морщинки на их обеспокоенных лицах, когда они спят, раскинувшись на диванах и полностью расслабившись, — это то чувство, от которого я никогда не устану.
С ними все в порядке. Они в безопасности. Они поправляются.
С нами все будет в порядке.
Возвращаясь к Маркусу, я протягиваю руку к кофейному столику и беру еще немного обезболивающего и антисептический крем. Взявшись за одеяло, я стягиваю его ровно настолько, чтобы не потревожить его, прежде чем хватаюсь за подол его футболки.
Почему это всегда должен быть Маркус? Не так давно он оправлялся от огнестрельного ранения. Не поймите меня неправильно, я буду бодрствовать день и ночь, чтобы помочь ему выздороветь, но мое сердце разрывается, когда я вижу его раненым.
Когда я снимаю старую повязку с его раны, мои пальцы слегка касаются его кожи. Его глаза трепещут, и он накрывает мою руку своей.
— Ты в порядке, детка? — бормочет он, слишком уставший, чтобы открыть глаза.
— Да, — шепчу я, поднося обезболивающее к его рту и вслед за ним бутылку воды к его пересохшим губам. — Прими это и засыпай.
Ему не нужно повторять дважды.
Маркус проглатывает таблетки и позволяет мне ощупывать его рану, медленно втирая в нее еще немного крема, прежде чем я быстро перевязываю все заново, желая беспокоить его как можно меньше. Он держит глаза закрытыми, и хотя у него такой вид, будто он спит, я знаю что это не так.
Как только я заканчиваю, я поднимаю вгляд на его лицо, и тянусь к нему, проводя пальцами по мягкой коже его лба, а мое сердце колотится от переполняющих меня эмоций.
— Ты знаешь, что я бы сжег дотла деревни, только чтобы иметь возможность провести с тобой еще один день? — бормочет он в ночь, его голос такой тихий, что я едва могу разобрать слова.
На моих губах появляется ухмылка, и я расслабляюсь, прижимаясь к его груди.
— Знаешь, когда мужчина делает подобные заявления, большинство женщин закатили бы глаза на мрачные обещания, которые, как они знают, их мужчина никогда бы на самом деле не выполнил, но ты… ты сделал бы это, даже не подумав дважды, и это то, что меня пугает.
Хриплый смех срывается с его губ, мягко вибрируя в груди.
— Никто никогда не говорил, что любовь — это не сложно, — говорит он мне, не стыдясь своего заявления о хладнокровном убийстве, пока его большой палец проводит взад-вперед по моей талии.
— Сделай мне одолжение, — бормочу я, поднимая голову с его груди, чтобы посмотреть на него. Он смотрит на меня усталыми глазами, на его мягких губах играет едва заметная ухмылка, он терпеливо ждет. — Не сжигай дотла ни одной деревни.
— Не могу ничего обещать, — говорит он, подмигивая.
Закатывая глаза, я снова падаю ему на грудь, тепло его тела передается моему, и я хватаюсь за одеяло, натягивая его до плеч, более чем готовая погрузиться в глубокий сон. По крайней мере, я бы так и сделала, если бы Дилл не вскочил на лапы, насторожив уши.
Я наблюдаю за ним, моя спина напрягается, а Маркус снова медленно засыпает.