Фрагосо подошел вытереть стол и улыбнулся мне. Тито сидел как в воду опущенный, полуприкрыв глаза, лицо его выражало чуть заметное отвращение, которое заставляло подрагивать увлажненный рот. Давно уже затих гам ватаги детей. Я пробормотал «спасибо», закурил сигарету и принялся беспорядочно размышлять об услышанном, думая о том, что допустил ошибку, и в то же время не в состоянии поверить сказанному. Вытащив деньги, я собирался заплатить, но Тито удержал мою руку.
Одну-единственную вещь мне еще хотелось бы узнать, но совершенно безотносительно к тому, что было на самом деле, просто по чистому капризу. И вот два дня в промежутках между визитами я гонялся за Хорхе Малабией. Встретил я его на третий день поутру, когда выходил из дома, направляясь в больницу. Он сидел на скамейке, ожидая меня, все еще одетый для верховой езды, но на этот раз без лошади. Он приблизился раскачивающейся походкой кавалериста, улыбаясь усталой, взрослой улыбкой.
— Я пришел договорить и покончить со всем этим, — мягко сказал он, уже не глядя на меня. Если во время нашей последней встречи он испытывал ко мне ненависть, то сейчас она превратилась в терпение и приятие. — Для того чтобы у вас не возникало больше вопросов и чтобы я не имел больше ничего общего с этой проклятой женщиной и этим проклятым козлом. Прошу вас.
— Мне не хотелось бы обсуждать это поутру. Вот если бы мы могли повидаться нынешним вечером…
Он с раздражением взглянул на меня и сжал челюсти; однако затем, прикусив губу, улыбнулся.
— Ах так, — сказал он как бы между прочим. — Вам не хочется задавать вопросы поутру, ну а в полдень у прилавков с гниющей зеленью на Старом рынке вы можете? Вот как. Дайте подумать, потому что это уж в последний раз. Приходите сегодня вечером ко мне домой, мы будем одни. К девяти часам. Возможно, я вам кое-что покажу. Впрочем, вы без машины? Без четверти девять автомобиль будет ждать вас на этом месте. Идет?
Он удовлетворенно взглянул на меня, держа некоторое время свою руку на моем плече так, что я не ощущал ее веса; чему-то кивал головой, но не желал встречаться со мной глазами. Затем сжал мне плечо и пошел в сторону площади. Я видел, как он не спеша, плавно отклонился, уступив дорогу цветочной повозке, и обернулся. Он казался выше, наглее, неувереннее; среди утренней суеты его крестьянская одежда вдруг стала походить на маскарадный костюм. Руки его бесполезно болтались сами по себе, но меня уже ничто не трогало; он кому-то, непонятно кому, заулыбался. Я прикоснулся к шляпе в знак прощания, и тогда он рванулся ко мне, делая большие шаги, стуча сапогами, так безутешно похожий на своего мертвого брата. Взглянув на меня, он хотел улыбнуться, но улыбки не получилось.