– Клуб герцога, – пробормотала она.
Подруга с возбуждением закивала:
– Да-да, самый привилегированный игорный ад в Лондоне, где аристократы каждую ночь проигрывают целые состояния! – Лидия понизила голос: – Я слышала, что членам клуба достаточно попросить то, чего они хотят, и… Говорят, что каким бы экстравагантным ни было их желание, клуб его выполняет.
Мара закатила глаза:
– Но если что-то совершенно невозможно достать, то как это достает клуб?
Лидия пожала плечами:
– Думаю, они очень могущественные люди.
Вспыхнуло воспоминание о широких плечах Темпла, о его сломанном носе и о том, как он властно вел себя в ее доме. Как оговаривал условия их соглашения.
– Да, пожалуй, – согласилась Мара, подсовывая ноготь под серебристый воск и распечатывая письмо.
Поперек листка бумаги было нацарапано всего два слова – два слова, окруженные огромным пустым пространством. Ей бы в голову не пришло так расточительно использовать бумагу. Очевидно, экономия не являлась отличительной чертой Темпла – за исключением, пожалуй, экономии слов.
«Девять часов!» И все. Подписи не было. Впрочем, ей она и не требовалась – и так все было ясно.
– Не думаю, что мне нравится этот твой герцог. – Лидия перегнулась через бюро и вытянула шею, рассматривая записку.
– Поскольку он – не мой герцог, мне все равно, – проворчала Мара.
– Пойдешь?
Она ведь дала согласие. И была готова к расплате. Потому что это ее единственный шанс.
Проигнорировав вопрос, Мара отложила записку и посмотрела на второй конверт.
– Это не столь интересно, – заметила Лидия.
«Счет», – поняла Мара, не вскрывая конверт.
– Сколько? – спросила подруга.
Мара со вздохом сломала печать.
– Два с лишним фунта. За уголь.
Больше, чем было у них в кошельке. А зима, судя по всему, ожидалась очень холодная. К горлу подступили злость, досада и паника, но Мара тут же взяла себя в руки. Потянувшись за скупой запиской герцога, она покрутила листок в пальцах, потом взяла ручку, осторожно обмакнула ее в чернила и на записке написала: «10 фунтов».
И сунула записку обратно в конверт, чувствуя, как сердце колотится прямо в горле. Но она была полна решимости. Пусть он диктует ей условия, зато она может диктовать цены. Десять фунтов будут греть мальчиков целую зиму.
Мара зачеркнула на конверте свое имя, написала имя герцога и протянула письмо Лидии.
– Про счет за уголь поговорим завтра.
Глава 5
Портниха! Он привел ее к портнихе! Причем привел почти ночью, словно покупка новых платьев – это преступление.
Да, конечно, если пробираться поздно вечером к задней двери одной из самых знаменитых модисток на Бонд-стрит, чувствуешь себя немножко преступницей. И при этом Мара трепетала от удовольствия, протискиваясь мимо герцога в мастерскую портнихи. Конечно, она задела его, здоровенного, как бык. Впрочем, он оказался довольно проворным для своих размеров – ловко запрыгивал в карету и выпрыгивал из нее, а также открывал двери и придерживал их перед своей спутницей с таким изяществом, словно был балетным танцовщиком, а не боксером. И словно эту грациозность он приобрел еще в материнской утробе.
Но Мара решила не обращать на все это внимания. Когда же дверь за Темплом закрылась и они прошли в глубину мастерской, сердце ее гулко заколотилось. Полдюжины фонарей, горевших в этой комнате, не столько ее освещали, сколько создавали в нем тени.
Мара судорожно сглотнула.
– Зачем мы здесь?
– Шептать ни к чему. Эбер знала, что мы придем.
Мара пристально взглянула на своего спутника:
– А почему она знала? И что обо мне подумала?
Темпл пожал плечами:
– Надо полагать, она подумала, что я хочу одеть женщину, но при этом сохранить все в тайне.
Мара осмотрелась.
– И часто вы такое проделываете?
Он пристально взглянул на нее:
– У меня нет причин скрывать своих женщин.
И тотчас вспыхнуло воспоминание: юный и красивый Темпл… Улыбчивый и дерзкий, он соблазнял ее своими широкими плечами и черными глазами. Да, ему не требовалось скрывать женщин. А они наверняка из кожи вон лезли – только бы принадлежать ему.
Отогнав эту мысль, Мара проговорила:
– Я и не думаю, что вы их скрываете.
– По большей части – благодаря вам, – сказал он, отодвинув тяжелую штору, отделявшую комнату для переодевания от мастерской.
Следовало ожидать, что Темпл напомнит ей, как изменилась его жизнь. Он был сыном и наследником одного из самых богатых и почитаемых герцогов Британии. А теперь, пусть и оставался богатым, вынужден был жить в тени. Конечно же, из-за нее.
Мара со вздохом спросила:
– Когда я получу деньги?
– Когда выполните условие соглашения.
– Откуда мне знать, что вы сдержите слово?
Он посмотрел на нее долгим взглядом, и она остро ощутила, что напрасно поставила под сомнение его честность.
– Вам придется мне довериться.
Мара нахмурилась.
– В жизни не встречала аристократа, достойного доверия. – Она знала их – отчаявшихся, злобных, жестоких и распутных, но никак не порядочных.
– Значит, вам следует радоваться, что меня редко считают аристократом, – ответил Темпл и отвернулся, считая разговор оконченным.
Тут они наконец-то вошли в комнату для переодевания, где их уже ждала хозяйка. Ждала с таким видом, словно у нее не было других дел – только стоять тут, дожидаясь появления герцога Ламонта.
Впрочем, оказалось, что мадам Эбер ждала не герцога Ламонта. Она ждала одного из могущественных совладельцев самого легендарного лондонского игорного дома.
– Наконец-то, Темпл! – приветствовала гостя мадам Эбер. Она шагнула вперед, приподнялась на цыпочки и расцеловала его в обе щеки. – Какой ты красивый и большой! Кому-нибудь другому я бы отказала. – Она улыбнулась и добавила с сильным французским акцентом: – Но перед тобой я устоять не могу.
Из груди Темпла вырвался рокочущий смешок, и Мара невольно поморщилась.
– Скорее ты не можешь устоять перед Чейзом.
Эбер засмеялась, и смех ее походил на хрустальный звон.
– Ну, деловая женщина должна понимать, с какой стороны, как говорите вы, англичане, намазан маслом ее бутерброд.
Мара прикусила язык, чтобы не спросить, не посылал ли сам Темпл в эту мастерскую множество покупательниц (не хотела она этого знать).
Впрочем, она вообще не смогла ничего сказать, потому что темные глаза модистки уставились на нее и вдруг широко распахнулись.
– О, да эта дама красавица! – воскликнула она.
Мара немного смутилась. Никто никогда не говорил о ней так. Ну, может быть, однажды… целую жизнь назад… Но ни разу с тех пор, как она сбежала.
Что же касается портнихи, то она ошиблась. Ей, Маре, двадцать восемь, руки у нее огрубели от черной работы, а вокруг глаз морщин больше, чем хотелось признать. К тому же она не накрашена и не наряжена. И вообще не такая хорошенькая, как те женщины, которых она видела сегодня вечером в «Падшем ангеле». Более того, она совсем не миниатюрная, а речь у нее вовсе не вкрадчивая.
Да-да, ничего привлекательного в ней нет.
Мара открыла рот, собираясь опровергнуть слова модистки, но Темпл, опередив ее, проговорил:
– Ее нужно приодеть.
Мара покачала головой:
– Нет, меня не нужно одевать.
Но француженка уже зажигала свечи, расставленные вокруг небольшого возвышения в середине комнаты, словно Мара совершенно ничего не сказала.
– Снимите, пожалуйста, плащ. – Модистка кинула быстрый взгляд на Темпла. – Полное приданое?
– Полдюжины платьев. И еще шесть штук – для повседневной носки.
– Я не… – начала было Мара, но мадам Эбер ее перебила:
– Да этого ей и на несколько недель не хватит.
– А больше ей и не нужно, – ответил Темпл.
Мара нахмурилась и проворчала:
– Вы говорите обо мне так, словно меня нет в этой комнате.
Брови портнихи взлетели на лоб.
– Oui, мисс…