В конце декабря 1915 года Юань Шикай, следуя предложениям своего американского советника Фрэнка Гудноу, объявил о восстановлении монархии. Новым императором он провозгласил себя, заявив о наступлении эры правления Хунсянь (Безграничная законность). Это также возмутило общественность. Юньнань, Гуанси и Гуйчжоу, то есть три юго-западные провинции, объявили об отделении. В стране вновь вспыхнула гражданская война, в разгар которой Юань Шикай совершенно неожиданно скончался от уремии в возрасте пятидесяти шести лет. Новым президентом страны был избран участник Учанского восстания 1911 года генерал Ли Юаньхун.
Все эти события, разумеется, отражались на общественно-политической обстановке в Хунани. Губернатор провинции Тань Янькай в 1912 году вступил в Гоминьдан, рассчитывая укрепить свои позиции членством в наиболее популярной в стране политической партии. В 1913 году он поддержал «вторую революцию», провозгласив независимость Хунани от узурпатора Юань Шикая. Однако он просчитался. Президент Юань послал против него войска, которые оккупировали Чаншу. Тань был лишен всех постов и еле унес ноги. В Чанше воцарился ставленник президента, консервативный генерал Тан Сянмин. Хотя он и был европейски образованным человеком с изысканными манерами, в провинции установил жесточайший террор, стремясь искоренить слабые ростки демократии. Любая общественная деятельность, в том числе проведение студенческих собраний в школах и колледжах, была запрещена83. За три года диктатуры «Мясника Тана», как его прозвали в Хунани, по политическим обвинениям было казнено от пяти до десяти тысяч человек. В Чанше ходили слухи о том, как одного учителя арестовали и уморили голодом в тюрьме только за то, что в своих замечаниях на полях студенческих сочинений он нелестным образом отозвался о Юань Шикае84. Террор временно прекратился только после того, как к власти в Пекине пришел Ли Юаньхун. В июне 1916 года хунаньский ставленник Юань Шикая бежал в Шанхай, переодевшись крестьянином и изменив внешность. Его политическая карьера закончилась85. Вновь к власти вернулся Тань Янькай, но ненадолго. Через год его сменил генерал Фу Лянцзо, а затем новый режим террора в Чанше установил генерал Чжан Цзинъяо, которого хунаньцы назвали «Ядовитый Чжан»86. После смерти Юань Шикая, последнего китайского лидера, сдерживавшего центробежные тенденции, Хунань да и весь Китай погрузились в пучину хаоса. Страна оказалась раздробленной. Армии многочисленных милитаристов, в которые охотно шли служить разорившиеся крестьяне и прочий безработный люд, с каким-то тупым упорством разжигали братоубийственные гражданские войны. А западные державы, заинтересованные в сбыте в Китай оружия и в получении от местных милитаристов дополнительных экономических льгот, поощряли это.
Так что причин для волнения за судьбы страны у Мао Цзэдуна было более чем достаточно. Вот почему на ум ему все настойчивее приходили мысли о великих и непобедимых правителях древности, благодаря энергии и воле которых его родина когда-то внушала страх и трепет соседям, оправдывая свое гордое имя «Чжунго», что означает «Срединное государство». Только сила, приходил к убеждению Мао, достойна уважения. Только деспот способен объединить и возродить Китай и только перед громовержцем-диктатором склонятся народы мира. Поразительно, но не только императора Лю Бана, но даже хунаньского тирана Тан Сянмина, которого все ненавидели, Мао Цзэдун уважал. После бегства кровавого губернатора он с горечью писал другу Сяо Юю: «Я по-прежнему считаю, что военного губернатора Тана не следовало прогонять… Тан был здесь три года, управляя [провинцией] путем неукоснительного проведения в жизнь строгих законов… Порядок был восстановлен, и, по существу, вернулись старые мирные времена… То, что он убил более десяти тысяч человек, — неизбежная цена политики. Он что, убил больше, чем [генерал] Фэн [Гочжан] в Цзяннине [Нанкине]?.. Кто-то может сказать, что он манипулировал общественным мнением, заискивал перед Юань [Шикаем] и клеветал на хороших людей. Но не такая ли точно манера поведения принята в Юньнани, Гуйчжоу и Гуанси? У тех, кто смотрит далеко в будущее, всегда будут какие-то вещи, с осуществлением которых можно и обождать; у тех, чьи достижения величественны, всегда будут какие-то мелочи, которые придется терпеть. Без этого цель защиты нации была бы недостижима. Те, кто считает подобные вещи преступлением, не понимают общего плана. (Исходя из прямого понимания этики, следует придерживаться нетрадиционных взглядов на убийство и клевету.)»87. Несколько позже Мао заметит: «Не всегда убийство плохое дело… То, что мы называем злом, всего лишь образ, а не сущность»88.