В сентябре Председатель подписал директиву, запрещающую «левым» организациям захватывать и применять оружие. Войска вновь получили право открывать огонь в целях самозащиты. По распоряжению мужа Цзян Цин произнесла речь, в которой предала анафеме методы вооруженной борьбы, а идею «покончить с горсткой каппутистов в армии» назвала «расставленной «праваками» ловушкой для истинных революционеров». Массы не должны видеть армию в черном цвете, говорила она, ведь ее воины — это дети всего народа.
Проблем армейского руководства ее речь не решила. Но нависшая над военными с начала года угроза отступила.
Отречение от принципов движения «февральского обратного потока» не только спровоцировало радикалов на массовые выступления против армии. Оно дало толчок новой волне критики Лю Шаоци и буржуазной идеологии.
Кампанию начала 1 апреля 1967 года пространная статья в «Жэньминь жибао», написанная главным пропагандистом «группы по делам культурной революции» Ци Бэньюем. Не называя Лю по имени, автор говорил об «одном из высших руководителей партии, идущем по капиталистическому пути». Статью под заголовком «Патриотизм или измена?» Мао редактировал лично. Как и вся ведшаяся в период «культурной революции» полемика, тематика статьи была крайне туманной. Речь в ней шла о снятом в 1950 году фильме, раскрывавшем картину жизни страны во времена императора Гуансюя. Председатель назвал фильм «по духу предательским», поскольку он «оклеветал и очернил Боксерское восстание». Лю же, по слухам, с ним не согласился. Ихэтуани, говорилось в статье, являлись революционерами — такими же, как и «красные охранники», и высказанное Лю одобрение фильма уже тогда свидетельствовало о его готовности изменить родине. 6 апреля «Непокорные из Чжуннаньхая» второй раз явились в дом Лю Шаоци и учинили ему допрос по сущности выдвинутых Ци Бэныосм обвинений. На следующий день Лю повесил на стену дома дацзыбао, в которой отрицал всякие антипатриотические намерения. Через несколько часов дацзыбао была сорвана, а 10 апреля его супругу Ван Гуанмэй хунвейбины отвезли на десятитысячный «митинг борьбы» в университет Цинхуа. Чтобы высмеять ее «буржуазные вкусы», на женщину надели шелковое платье, шелковые чулки и туфли на высоком каблуке, а на шею заставили повесить «ожерелье» из шариков для пинг-понга.
Атаку подхватила пресса. В мае книгу Лю «Как стать настоящим коммунистом» газеты назвали «ядовитым сорняком, приносящим огромный вред марксизму-ленинизму и идеям Мао Цзэдуна». Председатель расценил ее как «направленную против марксизма-ленинизма обманчивую идеалистическую писанину».
В июле кампания против Лю достигла апогея. Накануне отъезда Мао в Ухань хунвейбины из Пекинского института аэрокосмической техники при поддержке «группы по делам культурной революции» у Западных ворот Чжуннаньхая организовали «передовой командный пост по обузданию Лю Шаоци». Десятки установленных на автобусах громкоговорителей день и ночь сотрясали округу маоистскими лозунгами. 18 июля на прилегающих улицах собралась многотысячная толпа, требующая расправы над «изменником». Ночью «Непокорные из Чжуннаньхая» провели в правительственном квартале «обвинительное заседание», на котором Люи его жена в полном молчании простояли более двух часов, отвешивая своим судьям поясные поклоны. Личный врач Мао своими глазами видел, как солдаты охраны с интересом наблюдали за начавшимся вскоре избиением супругов. На Лю разорвали рубашку и таскали его за волосы. Через две с половиной недели экзекуция повторилась. На этот раз хунвейбины поставили мужа и жену в позу «ласточки» и устроили им допрос по делу о «государственной измене». Такому же унижению подверглись Дэн Сяопин, Тао Чжу и их супруги.
Конечно, подобное обращение нельзя было и сравнивать с тем, что испытывали на себе чиновники более низкого ранга. Однако к тому времени Лю пошел уже восьмой десяток. Он стоял на коленях перед написанными хунвейбинами дацзыбао, а бесновавшиеся юнцы рвали на голове старика волосы и пинали его. Когда с поврежденной ногой Лю с большим трудом добрался до дома, его оплывшее лицо было землисто-серого цвета.
7 августа он написал Мао прошение об отставке.
Ответа Председателя Лю Шаоци так и не получил. Вскоре Ван Гуанмэй оказалась в тюрьме, а детей вывезли на «перевоспитание» в деревню. «Обвинительные заседания» более не проводились, и долгие дни Лю проводил в полном одиночестве в своей опустевшей квартире. «Комиссия по расследованию» продолжала собирать «доказательства измены», которые смогут объяснить официальную причину снятия его с должности главы государства.
С углублением процессов «культурной революции» этот недавно созданный орган начал приобретать все большее влияние. Возглавляемая Чжоу Эньлаем комиссия отчитывалась непосредственно перед самим Председателем. Но очень скоро на практике она стала безраздельной вотчиной Кан Шэна. Вместе с отрядами хунвейбинов и цзаофаней комиссия проводила в жизнь установки шефа политической полиции по обеспечению «диктатуры пролетариата».
Сфера ее деятельности, первоначально включавшая в себя лишь долгое разбирательство с Пэн Чжэнсм, на смену которому пришли Лю Шаоци и Ван Гуанмэй, весной 1967 года значительно расширилась.
Одним из первых открытых Кан Шэном громких дел явился так называемый «процесс над отступниками». В их число вошли высшие партийные чиновники (всего шестьдесят один человек), среди которых оказались бывший министр финансов Бо Ибо и руководитель организационного отдела ЦК Ань Цзывэнь. Все они в 30-е годы сидели в пекинской тюрьме. С согласия тогдашнего лидера КПК Чжан Вэньтяня, к мнению которого присоединились и все (включая Мао) члены Политбюро, Лю Шаоци, являвшийся руководителем Северного Бюро, позволил им отказаться от членства в рядах партии, чтобы ускорить тем самым выход на свободу. Состоявшийся в 1945 году 7-й съезд КПК подтвердил правильность принятого Лю решения.
Когда Кан Шэн впервые поднял вопрос о пересмотре дела, Мао не согласился. Но к февралю 1967 года сомнения оставили его. Месяцем позже «группа по делам культурной революции» приняла директиву, где шестьдесят один ответственный партийный работник был назван «кликой предателей, купивших свободу ценою измены делу партии». Мао, Чжоу Эньлай и Кан Шэн, как и все остальные высшие руководители, прекрасно знали, что обвинение высосано из пальца. Но оно помогало дискредитировать в глазах общества Лю Шаоци и его сторонников.
В отличие от Сталина Мао, казалось, не проявлял особого интереса к тому, как именно обращались с его жертвами. Руки Кан Шэна были развязаны: он имел в своем распоряжении готовых на любое насилие хунвейбинов и искушенных в тонких материях допросов и пыток профессионалов. Сидя в камере, Бо Ибо на обрывках газет вел подобие дневника, верно рассчитав, что его мучители сохранят их, и в один прекрасный день, когда политические ветры переменятся, эти записи станут частью другого обвинительного заключения:
«Сегодня избиение продолжилось. Все тело покрыто ссадинами и язвами, одежда превратилась в лохмотья. Когда голова закружилась, я, по-видимому, качнулся, и на меня обрушился град ударов. На днях мне заломили руки за спину и заставили совершить «полет на самолете»: я расставил ноги, согнулся и выставил голову вперед, у них это называлось еще и «ласточкой». Затем меня начали таскать за волосы, пинать и избивать. Пальцы не могут удержать ручку… Как же я напишу им признание?»
Для расследования дел Пэн Дэхуая и Хэ Луна были созданы две другие комиссии. В июле 1967 года, когда от Пэна потребовали признаться в заговоре против Председателя, в ходе допроса ему сломали четыре ребра. Получив отказ в медицинской помощи, в тюремной больнице от острого приступа диабета умер Хэ Лун.
Кан Шэн проведет новые расследования. Розыски корней зла начались в подпольной деятельности партии 20-х и 30-х годов. В восточных районах Хэбэя они привели к арестам восьмидесяти четырех тысяч человек, из которых без малого три тысячи были расстреляны, умерли от пыток или покончили жизнь самоубийством. В Гуандуне на допросы вызвали семь тысяч двести членов партии, для восьмидесяти пяти они закончились смертью. В Шанхае обвинения предъявили шести тысячам человек, в большинстве своем — «пособникам Гоминьдана» (благо в то время существовал «единый фронт»). «Предателями» окажутся более половины. Беспристрастные следователи раскрыли в Синьцзяне заговор еще одной «клики отступников», а на северо-востоке страны каншэновские ищейки раскопали совершенно фантастический случай. Они обнаружили в армии группу старших офицеров, «последователей маньчжурского милитариста Чжан Сюэляна», замышлявших физическое устранение Линь Бяо. Военный трибунал приговорил всех к расстрелу. В Юньнани борьба с «предателями» привела к репрессиям против четырнадцати тысяч ответственных партийных работников. Но самый небывалый размах чистка приняла во Внутренней Монголии. Стремясь доказать, что руководивший парткомом провинции кандидат в члены Политбюро Уланьфу создал «черную партию», которая намерена отстранить от власти КПК, аппарат политической охранки арестовал более трехсот пятидесяти тысяч человек. Четверть из них допросы и пытки превратили в калек, а для шестнадцати тысяч мерой наказания стала смерть.