Стратегия Премьера сводилась к тому, чтобы, используя кампанию против Линь Бяо, официально названную «критикой ревизионизма и движением за исправление стиля», начать атаку на крайне левацкие взгляды. В апреле «Жэньминь жибао» заявила о том, что «ветераны, представляющие собой неоценимый золотой фонд партии», должны быть реабилитированы и поставлены «руководить самыми ответственными участками нашей работы». На страницах газет вновь начало появляться имя виднейшего экономиста Чэнь Юня (под предлогом слабого здоровья благоразумно отказавшегося от лестных предложений занять тот или иной высокий пост). Возрос общественный спрос на высокопрофессиональные знания. Пекинское радио вело ежедневную трансляцию уроков английского языка. Впервые после 1966 года группа китайских студентов выехала на обучение за границу. Резкой критике за «левацкие» методы работы Чжоу Эньлай подверг министерство иностранных дел: «Если не остановить «левачество» сейчас, в ближайшее время мы столкнемся с засильем «праваков».
И все же Мао явно не стремился обеспечить Премьера широкой поддержкой общества. Прагматизм во внешней политике — это одно дело, отказ от достижений «культурной революции» — совсем другое. В ноябре 1972 года Председатель пришел к заключению, что маятник отклонился слишком далеко.
Несколькими днями раньше «Жэньминь жибао» опубликовала подборку статей, гневно клеймивших последователей анархизма. Их тематика знакома: репрессии против ветеранов, подрыв руководящей роли партии, разгул хаоса. Вина за все это возлагалась на «леваков». Фактически содержание статей ставило под вопрос цели и идеалы «культурной революции». 17 декабря Мао объявил, что ошибки Линь Бяо, «левацкие» по форме, являлись «правацкими по существу». Министр обороны был «ультраправым праваком», заговорщиком и изменником, поэтому критика «левых» — мысль «далеко не лучшая» в сложившихся условиях.
Через два дня Чжоу показал, из какого материала он сделан.
Он отрекся от сделанных ранее заявлений, эхом повторил слова Председателя и бросил поддержавших его сотрудников «Жэньминь жибао» на съедение волкам.
Начавшаяся кампания «критики ревизионизма» резко изменила направление. Если Премьер пытался пересмотреть саму суть политики «культурной революции», то радикалы всю вину за ее плачевные результаты возложили на Линь Бяо.
О новом курсе страна узнала в первый день нового года из передовой статьи «Жэньминь жибао», где «культурная революция» была названа «необходимой и весьма своевременной для укрепления диктатуры пролетариата, строительства социализма и борьбы с возрождавшимся капитализмом».
Однако разворот на сто восемьдесят градусов в планы Председателя не входил.
Маятник и в самом деле мог отклониться слишком далеко. Но должен ли он в обратном движении отклониться на столько же? Последние четыре года жизни Мао был одержим идеей сохранения неустойчивого равновесия между действиями оголтелых радикалов и очевидным стремлением общества к более предсказуемому и спокойному будущему.
Самым ярким свидетельством подспудно вызревавшего конфликта стал вопрос о том, кому передать власть.
В 1972 году, размышляя о предательстве Линь Бяо, Председатель мысленно перебрал все немногие варианты. Чжоу Эньлай слишком стар, слишком умерен и, в конце концов, слишком слаб — не говоря уже о его склонности к панике. Цзян Цин — убежденный радикал, и Мао прекрасно известно, что общество ее ненавидит, она отличается непомерной жаждой власти, высокомерием, тщеславием и абсолютной некомпетентностью. Яо Вэньюань может быть великолепным пропагандистом, однако управлять людьми у него получается ничуть не лучше, чем у Чэнь Бода. Среди других относительно молодых членов Политбюро более или менее сносным кандидатом оставался лишь Чжан Чуньцяо. Ему пятьдесят один год, его преданность делу «культурной революции» не вызывала сомнений; он обладает задатками настоящего лидера. Как-то раз Мао заявил, что Чжан вполне достоин занять освобожденное Линь Бяо место преемника.
И все же не на нем остановил Председатель свой выбор.
В сентябре 1972 года Мао вызвал из Шанхая одного из заместителей Чжана — Ван Хунвэня, чей «Главный штаб рабочих» шестью годами ранее осуществил первый в ходе «культурной революции» захват власти.
Член ЦК КПК Ван Хунвэнь был высоким, хорошо сложенным мужчиной, к тридцати одному году не растратившим еще юношеской пылкости. Он появился на свет в бедной крестьянской семье, принимал участие в Корейской войне, после чего партия направила его на текстильную фабрику. В глазах Мао Ван Хунвэнь являлся воплощением чистоты социального происхождения: крестьянин, солдат и рабочий. Причины, по которой его вызвали в столицу, Ван не знал и был поражен интересом Председателя к его жизни и взглядам. Ответы молодого партийного работника, видимо, пришлись вождю по вкусу, поскольку Мао заставил Вана заняться трудами Маркса, Энгельса и Ленина. Обладая довольно скудным образованием, тот оказался перед сложной и на редкость нудной задачей. Изматывающим образом действовал на Вана и привычный Председателю ночной образ жизни; в телефонных разговорах с шанхайскими друзьями он жаловался на невыносимую скуку столичной жизни. Тем не менее в конце декабря, через двое суток после семьдесят девятого дня рождения Мао, на заседании парткома Пекинского военного округа Чжоу Эньлай и Е Цзяньин представили Ван Хунвэня командному составу НОА как «молодого человека, которого рекомендует сам Председатель». Чжоу подчеркнул, что именно таких людей Председатель намерен выдвигать на руководящие посты в ЦК и его Военный совет.
Со стороны Мао это явилось не просто капризом. Статус, которым обладали Лю Шаоци и Линь Бяо, вел за собой всю партию. У Чжан Чуньцяо его не было. Фракционная борьба и преданность Цзян Цин поглотили его настолько, что Чжан оказался неспособным руководить партийными массами и установить прочный контакт с лидерами более умеренных взглядов.
Ван Хунвэнь представлял собой «темную лошадку», человека со стороны, никак не связанного с грызней различных политических группировок.
В марте 1973 года началось его вхождение во власть: по личному указанию Мао Ван постоянно присутствовал на заседаниях Политбюро. То же самое делали и другие неофиты: Хуа Гофэн и У Дэ. Впервые Хуа Гофэн обратил на себя внимание Председателя еще в 1950 году, будучи первым секретарем парткома его родного уезда Сянтань. По окончании «культурной революции» Хуа возглавил партийный комитет провинции Хунань, а после смерти Се Фучжи заменил его на посту министра общественной безопасности и переехал в Пекин. У Дэ стал первым секретарем столичного горкома. Оба были значительно старше Ван Хунвэня: Хуа Гофэну пятьдесят один год, У Дэ — шестьдесят. Оба, подобно более молодому коллеге, придерживались самых радикальных взглядов и были в состоянии обеспечить себе поддержку всех расколотых разногласиями фракций. В них Мао видел запасных игроков — на тот случай, если избранная им стратегия окажется безрезультатной.
В сложном мозаичном полотне, созданном политической волей Председателя, не хватало последнего кусочка.
12 апреля в здании Всекитайского собрания народных представителей на банкете в честь руководителя Камбоджи принца Нородома Сианука появился низенький круглоголовый человек с седеющими волосами. У него уверенная, полная сдержанного достоинства манера держаться. Дэн Сяопин, «второй по рангу в партии человек, желавший идти капиталистическим путем», месяцем раньше без всякого шума был реабилитирован и уже работал на посту заместителя Премьера Госсовета.
Шестидесятидевятилетний Дэн едва не вдвое старше Ван Хунвэня. Его возврат был ускорен отчасти необходимостью подыскать замену терявшему силы в борьбе с раком Чжоу, отчасти личным обращением на имя Председателя, в котором автор сравнивал «культурную революцию» с «огромным зеркалом, отразившим таких монстров и предателей, как Линь Бяо и Чэнь Бода». Как бы между делом Дэн вставил в письмо фразу о том, что с удовольствием вернулся бы к работе на благо партии. Однако главным доводом в пользу извлечения бывшего «каппутиста» из небытия стало для Мао осознание простого факта: без мощной поддержки Ван Хунвэнь не сможет удержать идущую ему в руки власть. По замыслу Председателя эти двое должны были работать вместе: Ван возглавит партию, Дэн — правительство. Лет через десять или пятнадцать, когда первый наберется необходимых знаний и опыта, он поведет за собой страну уже самостоятельно. Авторитет Дэна позволял держать в подчинении армию, к чему Ван Хунвэнь был пока еще не способен. Дэн умел заставить механизм государственной машины работать четко и без перебоев, Ван — нет. Если только Мао успеет передать до своей смерти Вану все полномочия лидера партии, то молодость нового преемника и его безусловная преданность высоким идеям «культурной революции» послужат надежной гарантией того, что созданное Председателем идеологическое наследие не окажется забытым.