Формирование нового правительства и восстановление государственного аппарата[83], фактически уничтоженного в ходе «культурной революции», заставило Мао вернуться к вопросам экономики.
Перед Председателем опять возник призрак «ревизионизма». Он привел цитату из Ленина: «Капитализм ежедневно и ежечасно зарождается в недрах мелкотоварного производства». В который раз крестьяне лишились своих земельных наделов, правительство запретило на селе рыночную торговлю. Однако основной упор Мао продолжал делать на «единство, стабильность и развитие». С одобрения Председателя Чжоу Эньлай представил ВСНП программу «модернизации сельского хозяйства, промышленности, обороны, научных исследований и технологии, которая должна завершиться до конца столетия и выдвинуть нашу экономику на уровень передовых стран». При поддержке Ли Сяньняня и Е Цзяньина Дэн провел следующие десять месяцев в неустанных усилиях обеспечить воплощение грандиозного плана в жизнь. Цзян Цин и здесь пыталась ставить палки в колеса, но время от времени Мао одергивал ее.
Кампания «критики Линь Бяо и Конфуция» постепенно затихла. Чжоу был уже слишком болен, чтобы представлять для радикалов хоть какой-нибудь интерес.
Сознавая это, Чжан Чуньцяо и Яо Вэньюань положили начало новому движению борьбы с «эмпиризмом», за которым стояла решимость Дэн Сяопина заниматься в первую очередь насущными проблемами каждодневной жизни, а не тратить силы на прояснение политических и идеологических нюансов. Председатель обвинил обоих в «убогом понимании марксизма-ленинизма» и отметил, что догматизм ничуть не лучше эмпиризма, а «истинное зло — ревизионизм — включает в себя и то и другое».
По возвращении в Пекин 3 мая 1975 года Мао повторил эти слова членам Политбюро, в последний раз председательствуя на его заседании. В присутствии коллег он обвинил радикалов в создании «банды четырех» и сравнил их поведение с действиями своего старого соперника Ван Мина. Присутствующие молча выслушали зловещее предупреждение, впервые прозвучавшее в Лушани перед началом кампании против Чэнь Бода: «Вместо того чтобы тонуть в болоте ревизионизма, займитесь-ка лучше марксизмом; объединяйте свои силы и бойтесь раскола; будьте открытыми, избегайте интриг и заговоров».
Летом политическое везение радикалам изменило.
В конце мая и июне Цзян Цин и трос ее ближайших сподвижников по указанию Мао подвергли себя самокритике перед членами Политбюро. Примерно в это же время Председателю стало известно, что Роксана Уиткс, известная в США феминистка, занимавшаяся исследованиями Китая, готовит к изданию книгу о Цзян Цин. Материалами послужили интервью, тремя годами ранее данные ею без всякого ведома Мао. Новость взбесила его. «Она невежа и ничего не смыслит в делах! — бушевал Председатель. — Немедленно вышвырните ее из Политбюро! Мы разведемся, каждый пойдет своим путем!» Медленно умиравший от рака Кан Шэн понял Мао слишком roi буквально и через неделю написал ему письмо, в котором сообщал, что имеются неопровержимые доказательства принадлежности Цзян Цин и Чжан Чуньцяо к гоминьдановской агентуре, оставленной чан-кайшистами в Шанхае еще в 30-х годах. Смельчаков доставить это послание адресату не нашлось, и вскоре Кам Шэн ушел в мир иной. Мао до конца своих дней так ничего и не узнал.
Цзян Цин продолжала вести себя так, будто поднятая шумиха не имела к ней отношения. Она сознавала — так же, впрочем, как и сам Мао, — что, кроме нее и группы близких к ней радикалов, у Председателя нет никого, в чьи руки можно было бы передать перед смертью гордое знамя «культурной революции». Проклятия проклятиями, но Цзян Цин по-прежнему была необходима вождю.
В сентябре она и ее последователи предприняли еще одну попытку доказать, что затеянная Дэном модернизация идет вразрез с «пролетарской линией» Председателя. Летом Мао в течение нескольких недель с удовольствием слушал, как Чжан Юйфэн читала ему вслух главы «Речных заводей», повествовавших о приключениях разбойников — «героев Ляншаньбо». Их главарь Сун Цзян ценой предательства своего покровителя Чао Гая получил высочайшее помилование, за что Мао причислил его к «ревизионистам». Значимость книги, по словам Председателя, заключалась в «ярком описании капитулянтского духа ревизионизма».
Такая оценка привела к публикации ряда маловразумительных и якобы научных статей, в которых стремление Дэна восстановить экономический порядок названо капитуляцией перед капитализмом и предательством идеалов «культурной революции». Ситуация достигла полного абсурда, когда месяцем позже на совещании ЦК Цзян Цин объявила: «Сун Цзян просто подставил Чао Гая вместо себя. Есть ли здесь сейчас люди, которые хотят превратить Председателя Мао в такое же подставное лицо? Я уверена — есть!»
На первой странице текста ее выступления Мао своим размашистым почерком напишет: «Дерьмо! Удар мимо цели!» — и запретит его распространение.
Однако и во взглядах Председателя начали происходить пусть медленные, но перемены. Несмотря на весьма презрительное отношение к развернутой радикалами полемике, Мао проявил первые признаки обеспокоенности тем, что Дэн зашел чересчур далеко. Уж слишком большое значение придавал он улучшению условий жизни, временами совсем забывая о классовой борьбе. Племянник вождя Мао Юаньсинь, отвечавший за непосредственную связь Председателя с Политбюро, начал играть на опасениях дяди, утверждая, что после смерти Мао Дэн намерен полностью отказаться от великого наследия «культурной революции».
В скором времени Дэн и сам уже ощутил явственный политический сквозняк. В октябре 1975 года он обратился к группе высокопоставленных государственных чиновников со словами: «Кое-кто говорит, что мы стоим… за старые порядки. Пусть треплют языками, пожалуйста… Самос худшее, что может случиться, — это очередная смена власти. Не пугайтесь. Если вы проделали хорошую работу, за нес не жалко поплатиться должностью».
Перемены заметило и ближайшее окружение Мао: Председатель сделался беспокойным и раздражительным.
Причиной уже которого по счету кризиса стала мелочь. Мао обратился к Дэн Сяопину с просьбой провести среди членов Политбюро дискуссию по вопросу оценки «культурной революции». По его мнению, результаты на семьдесят процентов состоят из достижений и на тридцать — из ошибок. Дэн благоразумно отказался от поручения: большую часть того славного периода он «отсутствовал». Однако в его отказе Председатель увидел нежелание Дэна связывать себя признанием сколь-нибудь положительной роли «великого и всеочищающего движения масс». Напрямую Мао ни разу не упомянул об этом инциденте, лишь пару дней спустя бросил племяннику: «Среди некоторых товарищей из высшего руководства я замечаю две точки зрения на «культурную революцию», сдержанное недовольство и полное отрицание».
До фразы «каппутисты так и продолжают идти по капиталистическому пути» осталось сделать всего один шаг.
Отвлеченный диспут в университете Цинхуа, где руководителем парткома был ярый приверженец Цзян Цин, послужил для Мао поводом обвинить Дэн Сяопина в поддержке тех, кто, «нападая на политику радикалов в области образования, острие своих ударов направляют в грудь мне». В конце ноября точка зрения Председателя стала известной совещанию Политбюро и Военному совету ЦК, проходившему под руководством недавно занявшего пост министра общественной безопасности Хуа Гофэна, который не примкнул еще ни к одной из двух враждовавших группировок. Мао проинструктировал его передать собравшимся, что «в партии есть люди, негативно относящиеся к «культурной революции»… Они стремятся свести с нею счеты и пересмотреть уже данную ей оценку». Эти слова стали сигналом к еще одной кампании против «правого уклона и попыток отмены принятых справедливых решений». Дэн Сяопин опять впал в немилость.
К концу года в прессе появились осторожные упоминания о новом курсе, Дэна лишили всех его многочисленных полномочий. В очередной раз строившиеся Мао планы передачи власти закончились полным провалом. Ван Хунвэнь оказался изначально неготовым к высокой миссии, получивший свободу действий Дэн доказал свою явную неблагонадежность.
83
Новая конституция упразднила пост Председателя КНР. Функции главы государства были возложены на Председателя Всекитайского собрания народных представителей, которым с января 1975 года до своей смерти, последовавшей через восемнадцать месяцев, являлся Чжу Дэ. —