В первые годы монгольского владычества гибли вместе с населением города, приходили в упадок целые области. Победители обсуждали предложение одного из полководцев «обратить все земли в пастбища, согнав с них китайских крестьян». Широко распространилось рабство, долговая кабала, всевозможные поборы и повинности. Ремесленников из покоренных стран, в том числе и из Китая, насильственно переселяли в Монголию.
При Юаньской династии проводилась дискриминационная политика в отношении китайского народа. При Хубилай-хагане население империи было разделено на четыре категории:
1) монголы;
2) выходцы из покоренных монголами стран Центральной Азии (уйгуры, персы, арабы и др.);
3) китайцы из северных провинций, корейцы, чжурчжэни, кидани;
4) китайцы из Южного Китая, являвшиеся наиболее бесправной, но самой многочисленной частью монгольской империи.
От управления государством была фактически отстранена конфуцианская просвещенная элита. За 130 с лишним лет правления монголов (со времени свержения династии Цзинь и до падения империи Юань в 1368 г.) высшие гражданские должности занимали лишь три китайца, высшие военные должности — два, главою цензората был только один ханец. Другие главные посты в администрации принадлежали или монголам, или же выходцам из покоренных ими стран — мусульманам и христианам. В течение 70 лет были отменены и не проводились государственные экзамены — основной путь пополнения бюрократии в феодальном Китае.
Можно привести много фактов, свидетельствующих о том, что монгольское иго в Китае так же, как и в других покоренных странах, «не только подавляло, оно унижало и калечило душу народа, ставшего его жертвой».[24] Тут же мы не говорим о том, как правдиво и с горечью писали в свое время сами китайские патриоты-современники тех трагических для Китая событий (поэты Вэнь Тяньсян, Сюйцзюнь Баоци, Чжан Чжу, Мао Цзучан и др.), а также китайский революционер-демократ Сунь Ятсен, великий писатель Лу Синь и др. Однако теперь маоисты пытаются предать все это забвению.
Следует напомнить теперешним китайским историкам слова Лу Синя, который, иронизируя по поводу фальсификации истории монголов гоминьдановцами, писал еще в 1934 г.: «В 20 лет я услышал, что когда «наш» Чингис-хаган покорил Европу, то был «наш» золотой век. Лишь когда мне исполнилось 25 лет, я узнал, что на самом деле в так называемый «наш» золотой век монголы покорили Китай и мы стали рабами. В августе сего года я перелистал три книги по истории Монголии, чтобы уточнить некоторые исторические факты, и только тогда уяснил, что прежде, чем покорить весь Китай, монголы покорили «Русь», вторглись в Венгрию и Австрию. Тогда Чингис-хаган еще не был нашим хаганом. Ведь русские раньше нас были порабощены, это они должны были бы сказать: «Когда наш Чингис-хаган покорил Китай, наступил наш золотой век».[25]
Не может не вызвать удивления, когда вышеупомянутый автор Цю Шушэнь, цитируя только что приведенные слова Лу Синя, пытается словесными трюками переиначить истинный смысл правдивых слов великого писателя и доказать, что эти слова писателя якобы не означают, что «деятельность Чингис-хагана не имеет отношения к истории Китая».[26]
Что касается истории Монголии в период Чингис-хана и его преемников, то следует отметить, что это был период весьма бурных, сложных и крайне противоречивых исторических событий, занимающих видное место во всемирной истории.
Научно-историческая оценка как самого Чингис-хагана, так и его завоеваний уже дана в марксистско-ленинской исторической литературе, в частности, в трудах монгольских и советских историков.[27] Тем не менее тут следует заметить, что возникновение единого феодального государства в Монголии было закономерным результатом многовекового самостоятельного социально-экономического развития общества кочевых народов, а также явилось, в частности, объективным последствием упорной, длительной борьбы этих же народов за самосохранение и независимость, против традиционных экспансионистских устремлений и действий китайских правителей. Создание сильного феодального государства показало большую потенциальную жизнеспособность «северных варваров», к которым китайские правители всегда относились с пренебрежением как к своим неполноценным «данникам», и которых они всячески пытались держать в повиновении. Утверждение единого монгольского государства было крупнейшим событием в истории кочевых народов вообще и монгольского народа в частности.
27
И. И. Майский. Чингис-хан. «Вопросы истории», 1962 №5, Н. Я. Мерперт, В. Т. Пашуто, Л. В. Черепнин. Чингис-хан и его наследие. «История СССР» 1962 №5, С. Л. Тихвинский. О. Некоторых вопросах ист. науки в КНР. «Вопросы истории» 1963. №10, Татаро-монголы в Европе и Азии, сб. статей, изд. 2, М, 1977; Там же: Ш. Сандаг, Образование единого монгольского государства и Чингис-хан: С. Л. Тихвинский. История Китая и современность. М., 1976; История МНР, 2 изд. М, 1967, История МНР, т. I, УБ, 1966 (на монг. яз) Б. Ширендыб. Великодержавный шовинизм группы Мао. «Партийная жизнь», 1968, №14, Ш. Нацаглорж, Чингис-хан — Основатель единого монгольского государства — «Унэн», 31 мая 1962. Н. Ишжамц. Образование единого монгольского государства и утверждение феодализма в Монголии. УБ., 1974, Ч. Далай. Монголия Юаньского периода, УБ, 1973 (на монг яз) Ш. Бира, Н. Ишжамц. «Маоистская фальсификация истории МНР и историческая действительность». «БНМАУ-ын Шинжлэх ухааны академийн мэдээ», 1979, №14, (Известие АН МНР)