Наряду со всем этим у Мао Цзэ-дуна можно натолкнуться и на такие высказывания, которые, как две капли воды, похожи на изречения Конфуция и других китайских мыслителей прошлого (например, рассуждения о противоречиях, как смене дня и ночи, зимы и лета, света и тени и тому подобные наивности). Обращает на себя внимание и постоянное стремление облечь выдвигаемые идеи в традиционную форму изречений: «пять хорошо и три плохо», «три года борьбы—10 000 лет счастья» и т. п. И наконец, в последнее время в идеологических взглядах китайского руководства все большее место занимают идеи великодержавного шовинизма.
Составленный из обрывков различных идей, выросших как на китайской почве, так и на почве освободительного движения в других странах, маоизм, конечно, ни в какой степени не может претендовать на какую бы то ни было последовательность и всесторонность. Напротив, читая Мао Цзэ-дуна, мы то и дело наталкиваемся на разительные противоречия, несоответствия, алогизмы. Но это не смущает, видимо, автора, для которого теория всегда была лишь прагматическим средством для объединения вокруг себя возможно более широкого числа сторонников, мобилизации масс, для решения тех или иных задач борьбы за власть.
Для нас имеет второстепенное значение -вопрос о том, насколько искренне Мао и его окружение причисляют себя к подлинным или даже к «наиболее последовательным» марксистам. Остается фактом, что они выхватывают из марксизма то, что им импонирует, что отвечает их интересам и целям, и отбрасывают либо извращают и препарируют другие, в том числе самые важные, стороны марксизма».
В сущности, для Мао Цзэ-дуна вся теория сводится к нескольким догмам, касающимся главным образом тактических вопросов: теория насилия и «скачков» в общественном развитии; партизанская воина как способ завоевания власти; «новая демократия» как альтернатива диктатуре пролетариата; упор на крестьянство в социальной революции в слаборазвитых странах и фактическое отрицание необходимости руководящей роли рабочего класса; тезис о неизбежности мирового конфликта и развертывании гражданской войны как единственного пути мировой революции и т. п.
Зададимся вопросом: нужно ли было творчески применять общие принципы марксизма-ленинизма к конкретным условиям китайской действительности? Да, конечно, нужно. Китай отличается существенными особенностями от стран Европы и Америки. Прежде всего как страна с огромным преобладанием мелкобуржуазного, крестьянского населения, страна, которая не прошла сколько-нибудь значительного пути капиталистического развития, страна с длительными (более двух-трех тысяч лет!) имперскими традициями. Кроме того, существуют еще обычно недооцениваемые особенности в психологии населения Китая, в сознании которого не могло не оставить глубокого следа тысячелетнее господство буддизма, конфуцианства и других идеологических течений.
Известно, что в 30—40-х годах в двери Китая стучалась не социалистическая, а антифеодальная, антиимпериалистическая, по сути дела буржуазно-демократическая, революция. Все это должно было, разумеется, найти отражение в тактике китайских коммунистов.
Подчеркиваем: именно в тактике, но не в идеологии и не в общих принципах. Мао Цзэ-дун же, как увидим дальше, видоизменил, препарировал и исказил теорию марксизма-ленинизма, пытаясь приспособить ее для решения тех или иных конкретных задач, которые решала китайская революция, главным образом на начальных этапах своего развития. В этом, кстати говоря, смысл его высказывания о том, что из марксизма надо «впитывать то, что может сегодня пригодиться нам».
Приспособленный на потребу дня «китаизированный марксизм» мог дать определенные результаты лишь на начальных этапах китайской революции, когда она носила главным образом антифеодальный, антиимпериалистический характер. Но чем ближе страна подходила к подлинно социалистическим задачам, тем больше проявлялась вся однобокость и слабость маоизма. Именно в этом смысл ошибок пекинского руководства в конце 50-х годов: провал попыток «перескочить» в коммунизм, не заботясь всерьез о создании современной индустриальной базы, о развитии демократии, о подъеме благосостояния народа. В свою очередь эти провалы и связанные с ними разочарования нашли уродливый выход в обострении национализма, в стремлении добиться тех же целей с помощью авантюристической внешней политики.
Исходным принципом марксизма является убеждение, что в основе общественного развития лежат объективные предпосылки, прежде всего способ производства материальных благ. «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание» (Маркс). Такова азбучная истина марксизма. Поэтому для подготовки революции необходимы объективные, в том числе экономические и социально-политические, предпосылки. Поэтому для построения социализма необходимо прежде всего создать соответствующий базис и т. п.