В одних случаях это может быть антимонополистическая, общедемократическая революция, в которую при определенных условиях выльются антивоенные, антифашистские, антимонополистические движения народных масс. В другом случае это может быть демократическая фаза единого революционного процесса, конечная цель которого — устранение из экономической и политической жизни одной фракции буржуазии за другой. Понятно, что основное ленинское требование, касающееся условий такого перерастания,— руководящая роль рабочего класса, развертывание классовой борьбы против буржуазии — сохраняет всю свою силу. Но это не исключает прямого взятия власти рабочим классом под демократическими и социалистическими лозунгами.
Таковы некоторые установки компартий развитых стран капитализма, соединяющих в своей практической деятельности борьбу за демократию и борьбу за социализм, борьбу за ближайшие и конечные цели рабочего движения. Как видим, они, эти рожденные самой жизнью требования, далеки, как небо от земли, от примитивных доморощенных схем и рецептов, с которыми маоисты пытаются подойти к процессам развития социалистической революции в странах капитализма. Запутавшись в своих представлениях о современном этапе империализма и тактике компартий стран Запада, маоизм снова и снова возвращается к идее разрешения всех социальных противоречий современного общества путем войны. Однако эта идея, которая выглядит особенно чудовищно в связи с наличием термоядерного оружия, отвергается всеми коммунистическими и рабочими партиями, стоящими на почве марксизма.
Интернационализм или национализм?
Как мог занять такое место в политике руководства КПК национализм, который находит самое уродливое воплощение в разгуле антисоветизма и гегемо-нистских притязаниях Пекина? Несомненно, большую роль сыграло то, что при формировании идеологии КПК борьба шла здесь не только между мелкобуржуазным и пролетарским социализмом, но и между интернационалистской и националистической традициями. Что касается Мао Цзэ-дуна, то он с самого начала тяготел к этой последней.
Известно, что в среде каждого народа можно найти те или иные проявления национализма. Это относится и к Китаю. Здесь национализм насаждался на протяжении многих тысячелетий и в весьма специфической форме. Культивировалось представление о том, что Китай — самая великая держава мира — и по количеству населения, и по значению, и по уровню культуры. Китайцы называли свою страну «поднебесной» или «срединной» империей. Считалось, что она представляет собой центр мира, окруженный со всех сторон народами с более низкой культурой. Чрезвычайно характерно, что, даже будучи в состоянии зависимости от капиталистических держав, китайские императоры неизменно обращались к ним как к королям или царям варваров.
Немалое влияние на нынешнюю политику китайского руководства оказывает и то, что на протяжении всей истории Китая у него фактически не было опыта союзнических отношений. Императоры стремились к тому, чтобы Китай жил замкнутой жизнью, был максимально отгорожен от внешнего мира. Все окружающие государства рассматривались им либо как данники, либо как враги.
Только в XIX веке началась борьба прогрессивных сил Китая против традиционной замкнутости и национализма, за использование достижений европейской цивилизации и западной теоретической мысли. Однако поначалу это ограничивалось только сферой научных и технических достижений. Молчаливо предполагалось, что в сфере идеологии, морали, культуры Китаю нечему учиться, поскольку он сам представляет собой образец для других. Бытовало представление о том, что «Китай — это море, которое делает солеными все реки, впадающие в него».
Первый прорыв в подобных представлениях, в сущности, был сделан лишь после Великой Октябрьской социалистической революции. Революционные силы Китая, и прежде всего коммунисты, впервые за всю историю этой страны стали рассматривать иностранный опыт, в данном случае опыт Советской России, как образец для себя. Но в то же время с самого начала внутри руководства Компартии Китая существовали и сохранялись сильные течения, находившиеся под влиянием прежних представлений о Китае как центре мира.