И еще одна особенность — негативизм. Бакунин знал, что он хочет разрушать, но совсем не думал о том, что надо создать взамен. А разрушать он хотел все — отношения на производстве, государство, право, мораль, культуру, семью — в сущности, все общество. Взгляды Бакунина были отвергнуты Интернационалом, а впоследствии он и его группа были исключены из Международного товарищества рабочих. Но они не остались без следа в истории. Напротив, анархизм в том или ином виде снова и снова возрождался в других странах и в другие эпохи. В российской революции он воплотился в деятельности людей типа Кропоткина, эсеров, а в своем самом крайнем виде — в бандитах типа Махно.
Большой след оставили анархисты в Испании в период антифашистской освободительной войны 1936—1939 годов. Они были весьма влиятельной силой и противостояли коммунистам, хотя формально и находились в союзе с ними. Анархисты загоняли крестьян в кооперативы, поспешно национализировали производство, разгоняли инженеров, ликвидировали деньги, расстреливали священников, разрушали храмы. Одним словом, они действовали в духе, прямо противоположном идее социализма. Получалась вроде бы работа в пользу социализма, а на самом деле она крайне вредила ему. В такой социализм люди идти не хотели.
Или возьмем другой пример «тоже-социализма». Маоистам, которые гордятся идеями военизации труда, всей общественной жизни, неплохо было бы получше познакомиться с фактами истории. Милитаризация партии, государства, профсоюзов во имя авантюристских целей — далеко не новая идея. Вот что говорил, например, Троцкий на IX съезде РКП (б): «В военной области имеется соответствующий аппарат, который пускается в действие для принуждения солдат к исполнению своих обязанностей. Это должно быть в том или другом виде и в области трудовой...
Рабочая масса... должна быть перебрасываема, назначаема, командируема точно так же, как солдаты. Это есть основа милитаризации труда...» А вот и о скачках: «...ясно, что после того, как мы преодолеем первую нищету, мы сможем перескакивать через целый ряд последующих ступеней...»[51] Не правда ли, как похоже на рассуждения современных пекинских поклонников «больших скачков»?
Для течений «тоже-социализма», независимо от того, носил ли он название анархизма, троцкизма или других «измов», была особенно характерна вера в насилие и культ вождя. Сторонники этих течений уповали только на силу. Даже при решении чисто хозяйственных проблем. А для абсолютного насилия нужна и абсолютная власть, нужен культ вождя, диктатор, наделенный абсолютными полномочиями. Вот почему личные амбиции играли колоссальную роль во взглядах и Бакунина, и Троцкого, и других мелкобуржуазных идеологов. Ф. Энгельс писал о стремлении Бакунина поставить пролетарское движение на службу своему раздутому честолюбию и эгоистическим целям. Он указывал, что эти люди «под предлогом завоевания господства рабочим классом стремились захватить господство для самих себя».
Что касается Троцкого, его «мания величия» может быть сравнима только с той же «манией», коей страдают некоторые его нынешние вольные или невольные последователи.
Конечно, мы далеки от мысли проводить прямые аналогии между тем, что происходит в Китае, и тем, что происходило раньше в той или иной стране. Но история учит, что рабочее движение уже сталкивалось и с апологией насилия, и с культом личности, и с вакханалией толпы. Сейчас это проявилось в новой и куда более грозной форме; полигоном безумия стала огромная страна. Ее руководители играют такими вещами, как мировая война и судьбы мирового социализма. Иными словами, это куда более опасный, чем ранее, случай уже давно знакомой рабочему движению болезни.
Советских людей, с горячим сочувствием следивших за многолетней освободительной борьбой китайского народа, оказавших ему немалую помощь в этой борьбе и в строительстве социалистического Китая, глубоко тревожит трагическое развитие событий в стране, которую мы привыкли считать своим другом и союзником. Нас, естественно, не может не волновать вопрос: на что же можно рассчитывать в будущем? Социолог мог бы ответить так: в конечном счете в Китае здоровые процессы пробьют себе дорогу, как и в других странах социализма, ибо традиции, заложенные революцией и воплощенные в реальных формах — государственная собственность в городе и деревне,— должны раньше или позже взять верх. Если революционное движение в тех или иных странах умело преодолевать болезнь мелкобуржуазности, то почему китайский рабочий класс, его партия не смогут в перспективе найти в себе силы, чтобы сбросить груз маоизма и вернуться на позиции подлинного социализма? Вся героическая история Коммунистической партии Китая внушает надежду на возможность такого поворота в будущем.