Она помолчала, обдумывая свое последнее желание, а потом посмотрела на воина с мрачной решительностью:
— Ты сделаешь, как я просила?
— Хорошо, я убью его, — поразмыслив, согласился он. — И пособницу его заодно.
— Нет, — ахнула Марушка, — Малену не трогай! Она не виновата ни в чем…
— Но как же, — Роланд хохотнул, — руки-то замарала, с Арчибальдом на пару людей облапошивая.
— Не ведала, что творила!
— Защищаешь ее, потому что пару раз видела? Она ведь подружка ворюги, правильно? Наверняка, крутила темные делишки и до того, как с шарлатаном этим спуталась… Вот и настигнет ее наконец справедливое возмездие.
— Вовсе всё не так! И не пару раз, — вздохнула девочка, — а один всего. Она не плохая, Роланд! У Малены тяжелая жизнь была! Наверное… но иначе она бы никогда-никогда!
— Ладно, не оправдывайся, — отмахнулся он. — Ты смешно ерепенишься, когда что-то идет не по-твоему.
Марушка фыркнула, да так и пошла, отвернувшись в сторону. Город будто вымер — не слышалось ни шепота, ни шороха. Ни Арчибальда, ни Малены, ни их телеги на привычном месте не нашлось. Только тянулись вдаль по глиняной дороге следы от колес. А посреди площади стоял мужик в суконной рубахе, шамкал ругательства беззубым ртом да потрясал кулаком куда-то в небо.
* * *
Девчонка брела, загребая носками сапог песок, еще не прогревшийся под утренним солнцем. Блестели первые лучи, танцуя на гребнях волн. Кричали чайки, шумел прибой, но люди, собравшиеся на берегу, перекрикивали и их. Лодочник прибыл. Толпа бесновалась, билась не на жизнь, а на смерть за горстку лепестков.
— Что это? — слепо прищурилась Марушка, поставив ко лбу ладонь козырьком. — Травы лодочник привез?
— Угу, — кивнул Роланд.
— А почему они кричат и дерутся? — спросила она, закусив губу. — Вроде, радоваться же должны…
— Потому что народу много, а вот трав — нет. На всех может и не хватить. Помнишь, что очередь советовали с ночи занимать, чтоб урвать свою часть?
— Должно быть, это очень редкие травы, — вздохнула Марушка.
Они постояли немного молча, прислонившись друг к другу, как старые друзья после тяжелого боя, дожидаясь, пока изрядно потрепанный лодочник не вырвется из цепких рук страждущих. Мешки с травами остались валяться на песке. Люди потрошили их, набивая карманы, распихивая сухие листья и лепестки, куда придется.
— Пора? — Марушка потопталась на месте.
Сухопарая женщина вцепилась в длинную бороду нагребшего целую котомку трав мужика, драла ее — только клочья в стороны летели, и визжала, будто у нее отобрали последнее. Лодочник, придерживая порванный рукав, возвращался, подволакивая ушибленную в потасовке ногу, к челну.
— Пора, — кивнул Роланд.
Он махнул лодочнику, взял девочку за руку и, подстраиваясь под сбивчивый шаг, повел за собою. Перевозчик уже залез в лодку и поторапливал путников жестами, пугливо оглядываясь на толпу, мутузящую друг дружку за сухоцветы. Судно покачивалось на волнах, удерживаясь благодаря одному веслу, воткнутому в илистое дно. Отплясывало лучами солнце, мерцая розовым жемчугом на водной глади.
— Прощаемся, да? — Марушка покрутила головой и сглотнула, занеся ногу, но никак не решаясь ступить в лодку. — Так скоро…
Роланд хотел сказать какое-то напутственное слово, попросить ее не бояться или заверить, что все будет хорошо.
— Что еще? — спросил вместо того.
Она смотрела вдаль, на линию коробочек-домиков, возведенных на песке и глине.
— Жаль, что Лиса здесь нет… — подбородок у девочки задрожал, — Он был моим единственным другом.
Она развернулась одним рывком, зажмурилась и шагнула. Промахнулась, и нога ее утонула в холодной воде мелководья. Марушка взвизгнула, отскочила и только что не зашипела, как сделала кошка, увязавшаяся за ними на берег, намочив рыжую шкурку брызгами.
— Я могу быть твоим другом, — предложил Роланд, поддерживая девочку под локоть и помогая взобраться на лодку. — Если захочешь…
— Ну уж нет, — взъершилась Марушка и заболтала ногами в воздухе, когда он обхватил ее руками за пояс и поднял над волнами. — Это, может, даже хорошо, что с Лисом мы рассорились и раздружились навсегда. Вряд ли я успею заскучать на острове, — протянула она, — прежде чем меня разберут… Но если ты станешь моим другом — боюсь, я буду тосковать. А мне этого совсем не хочется…
Растрепанная и жалкая, Марушка уперлась ногами в дно лодки и широко расставила руки, с трудом балансируя. Накатила волна. Лицо девочки вмиг приобрело землистый оттенок. Странно, как сама она — суть стихия, не терпела даже легчайшей качки. И, хотя девчонка храбрилась изо всех сил, подбородок ее подрагивал, будто она вот-вот заплачет. Роланд заметил, как ногти ее впились в ладони, оставив кровавые полосы. Как закусила она побелевшую губу, растерянно глядя куда-то сквозь него, будто взглядом прощаясь навсегда. С ним, с рыжим ворюгой, который будто сквозь землю провалился, с одноглазой кошкой и глиняными домишками на берегу, с низкими облаками, с птичьими трелями и с каждой былинкой в далекой бескрайней степи…
Лодочник налег на весла. Марушка взмахнула руками, цепляясь за воздух. Роланд шел по мелководью за ними, поддерживая девочку за руку. Остановился, только когда волны подобрались к поясу.
— Постой, — он взялся за борт, и лодочник, который, похоже, и слова не понимал, опустил на мгновение весла.
Прощание не удавалось, затягивалось тугим узлом, который все сложнее казалось разрубить. Когда-то он отпустил Федору. Остался на берегу, ничего не сказал, не держал ее за руку и не брел, провожая, за челном. После этого всё перевернулось кверху дном. В этот раз, не удержался. Попытался исправить. Заглянув в глаза, что холоднее вод северных морей. Сгреб ее, прижал к себе, запустил огрубевшую ладонь в растрепанные волосы. Она замерла в его руках. И пока не заревела в голос, высвобождая страх и напряжение, наклонился и коснулся дрожащих губ. Она не плакала, но те отчего-то показались ему солёными…
Пощечина опалила щеку. Наваждение спало.
— Фу, — Марушка сверкнула глазами и подскочила, едва не перевернув лодку. — Как гусеницу съела!
Он не успел ничего сказать в оправдание. Лодочник взмахнул веслами и ударил по волнам с удвоенной силой.
— Ненавижу тебя, — донес прощание ветер.
Она так ни разу не обернулась. Роланд постоял еще, пока лодка не превратилась в едва различимое пятно на горизонте. Дождался, чтобы перевозчик на том берегу вытащил судно на песок и помог девочке сойти.
Рубаха промокла и прилипла к животу. В холодной воде ногу начала крутить судорога, но он удостоверился, что ключ, как и было обещано, встретят радушно. Прищурился, с трудом рассмотрев, как открылась тяжелая дверь, и высокие стены острова поглотили маленькую девичью фигурку.
Кошка ждала на берегу. Самозабвенно вылизывалась, тщательно смывая налипший к мокрой шерстке песок.
— Всё, животное, — пробормотал Роланд, — ищи теперь других хозяев.
Но те не поняла. Бежала за ним, смешно перебирая лапками, до самой хибары. Мешалась и путалась под ногами, подняв хвост трубой, пока воин паковал пожитки.
Он окинул взглядом комнату, прежде чем уйти — только жидкие метелки сухих трав остались висеть под окном. Воин отвернулся и, оказавшись на улице, обессиленно опустился на порожек. Устало потер виски. Кошка встала на задние лапки, упершись мягкими подушечками ему о колени.
— Иди, бесплатные харчи закончились. Будешь теперь столоваться где-то ещё…
Та мурлыкнула и неожиданно выпустила когти на всю длину.
— Соберись, герой-любовник, — услышал он снизу глубокий женский голос, едва оттолкнув её — цепкие когти прошили штаны насквозь. — Федора ждет тебя в башне Совета.
Он хмыкнул удивлённо:
— Почему раньше молчала?
— Ты мне никогда не нравился, — мяукнула она, прищурив целый глаз. — А молчание никак не мешало присматривать за девочкой…