Страж в темнице был юн и сам, казалось, побаивался тех, кого охранял. С огромным облегчением он вздыхал и утирал лоб рукавом, стоило зайти Тихомиру.
— Понабирали желторотых… — недовольно косился воевода на дрожащего парнишку и поправлял ремень, с каждым разом затягивая туже. Старик сильно исхудал.
Тихомир пришел в первый день, как узнал, что Роланда схватили в городе и заглядывал потом, если выдавалось немного времени, чтоб поделиться пайком. Расходы на питание заключенных урезали настолько, что соседи Роланда по камере вскоре стали приманивать крыс, нарекая их сытным угощением.
— Радмила чистит ряды от возможных изменников? — ухмыльнулся Роланд, не обнаружив в подвалах знакомых ему дружинников.
Тихомир покачал головой:
— Все, кто хоть палицу в руках удержит — воевать пойдут. Оставили тут совсем уж… — он пожевал слово, искоса поглядывая на забившегося в угол стража и, наконец, выплюнул, — к службе негодных. Рыжий парнишка, который всё за тобой увивался, говорит, что Нохоево войско к Самбору идет. Мол, своими глазами видел… — Тихомир вдруг почернел лицом и замолчал, отчего юный стражник, невольно подслушав разговор, заерзал на месте. — Не выстоим, — припечатал воевода.
— Не дойдет, — Роланд оперся о стену, придавив парочку слизней, и выдохнул пар изо рта, — без ключа ему к стенам города не подобраться. А я выполнил свой долг — ключ надежно спрятан. Его никому не достать.
Тихомир постоял еще немного и засобирался. Роланд закрыл глаза, в надежде сохранить силы.
На следующий день воевода вернулся с новостями. Не мялся, не пытался сгладить, выдал, как на духу:
— На рассвете тебя отведут на площадь.
— Казнят на потеху толпе, — согласился Роланд.
— Я просил отстрочить, — развел Тихомир руками, — но княгиня непреклонна. Сказал, что в бою от тебя больше толку, чем на виселице. И что ты стоишь сотни новобранцев…
— Брось. Будь, как будет, — Роланд ободряюще улыбнулся. — Спасибо, что приходил. До рассвета сколько осталось? — подвальная темнота стерла ощущение течения времени.
— Целая ночь ещё впереди, — воевода достал и размотал тряпицу, в которой прятал кусок хлеба и яблоко, оторванные от собственного пайка, но Роланд покачал головой:
— Я сыт.
— Может, — старик понизил голос, — бахнуть юнца по башке, да выпустить тебя? Двинешься на запад, вернешься домой, заодно по дороге предупредишь народ…
— Не оскорбляй меня жалостью, Тихомир. Я сам выбирал, как поступить.
Воевода потоптался у решетки, будто у него было, что добавить, но смолчал. Оставил еду по полу подле камеры, чтобы Роланд смог дотянуться и пожал протянутую на прощание руку.
На рассвете за Роландом никто не пришел. Не пришел и потом. Однажды очнувшись ото сна, он понял, что вконец потерял счет дням. Еду, оставленную Тихомиром, разрешил забрать сокамерникам, и теперь от голода сводило челюсти. Он осмотрелся, прислушался к шуршанию сена и даже перетряхнул его. С потолка капало, потрескивал одинокий факел, сопел в углу стражник и постанывали обессиленные заключенные.
Роланд готовился к виселице, а умереть, похоже, предстояло от голода. Крысы то ли разбежались, то ли всех пустили на харчи. Капли воды, проступавшие на стенах, ничуть не утоляли жажду. Несколько раз он проваливался в тревожное забытье.
В действительность вернул громкий лязг железного засова на двери. Кто-то спускался по лестнице, тихо нашептывая ругательства. Испуганно запищала крыса. Ощерившись, скользнула в камеру и принялась вылизывать слипшуюся от крови шкурку. К ней, оживившись, потянули худые руки сокамерники.
Роланд приподнялся на локтях и сощурился — свет поднесенного к решетке факела на мгновение ослепил.
— Славно отдохнул? — насмешливый голос раздался совсем близко.
— Отоспался на пару лет вперед, — поддержал Роланд, с трудом поднимаясь.
Ржавая решетка разделяла их с Федорой. Кошка, в темноте он не разобрал, какая, просочилась через прутья и терлась о ноги, вздрагивая всем телом и хищно поглядывая на крысу. И не спросишь, передала ли хозяйке, что видела на берегу.
— Шутишь, — улыбнулась Федора. — Значит, быстро оклемаешься.
Выглядела она, будто с последней их встречи скинула разом пару десятков лет. Только белые, как молоко, волосы, собранные в пучок, россыпь морщин в уголках глаз да клюка, на которую та опиралась, напоминали, что видел он её в обличье древней старухи.
— Ты, посмотрю, тоже даром времени не теряла.
— Много сил уходило, чтоб защищать лес от незваных гостей. С каждым годом всё сложнее становилось, — хмыкнула Федора, заправила выбившуюся прядь и пояснила: — Если бы Марь не сломала ненароком защитную грань, никто бы и не нашел нас. Даже тебя бы не пустила. Собирайся, Роланд. Хватит тут валяться, а то пролежни заведутся, — скомандовала чародейка и повернулась к стражнику: — Этого выпусти, и остальных, у кого руки-ноги целы…
Она сунула руку с факелом в камеру, и заключенные отшатнулись от света. Страж приблизился к решетке на полусогнутых ногах, брякнул ключи на пол — Роланд мог бы заручиться, юнец не понимал, кто эта женщина и стоит ли выполнять её приказы, но отказать боялся. Он поднял связку и долго копошился с замком, беспорядочно проворачивая ключ в разные стороны. Когда дверь заскрипела, отворяясь, Федора размахнулась и влепила стражнику затрещину. Тот присел от неожиданности и заскулил.
— Почему они там все, как мухи сонные, а? — от второго подзатыльника гул эхом разнесся по подвалу. Она выпрямилась и угрожающе нависла над мальчишкой. — Кормить людей не думали? Или ждали, пока дуба врежут?
Федора схватила того за ухо, когда Роланд, пошатываясь, вышел и мягко отвел её руку:
— Воспитатель из тебя так себе… Девчонка тоже дергалась, стоило рукой взмахнуть рядом с ней.
— Марь… — то ли вздохнула, то ли всхлипнула Федора. — Поспешим. А ты, — повернулась она к стражнику, — калеку обмой и накорми, остальных Тихомиру сдай в распоряжение. Ясно?
Юноша подобострастно закивал, сползая по стенке. Из-за решетки выглянули узники. Едва переставляя ноги, вышли за дверь, встали нестройным рядом. Самый смелый доковылял, ухватил руку Федоры и приложился губами:
— Век твоей милости не забудем, госпожа…
Роланд не стал вмешиваться. Федора же поднесла ладонь к свету и, только удостоверившись, что перстни на месте, благосклонно кивнула в ответ.
* * *
Марушка не могла зажмуриться, а от мельтешения чернокосых воинов рябило в глазах, и не могла согнать липкий, поселившийся меж лопаток страх. Она дернула руку, но Лис не отпустил её. Тонкие пальцы стальным обручем сжали предплечье. Впереди маячила рыжая макушка — даже не обернулся. Хищная птичка, оседлавшая его плечо, поглядывала на Марушку черным блестящим глазом.
Прямо на траве истекал кровью недавно зарезанный баран. Воины хана перекрикивались, и поводили носами серые псы, мельтеша у тех под ногами в ожидании лакомого куска. «Вот и меня так же погубят, как барашка этого…» — Марушка сглотнула и уперлась взглядом провожатому в затылок. Втайне она надеялась, что он оглянется и окажется кем угодно, только не Лисом. Мало ли в мире похожих людей? Лис не мог предать.
Мысль, которую Марушка отчаянно гнала, кольнула внутри, зашевелилась червячком сомнения. Ведь Козырь с его головорезами охотились за ключом, который откроет реки! Даже отняли её — амбарный, уцелевший в пожаре… А Лис, несмотря на стычки с главарем, зачем-то пришел на болото, пытался разузнать о ключе. Приценивался, значит… «Все это время он возился со мной только, чтоб золота за работу отсыпали! — ахнула Марушка. — В доверие втерся. Примерялся, как ключ на награду обменять в обход подельников — чтоб денег больше заполучить. А Роланд, выходит, перепутал его планы!..» Марушка тряхнула головой: это ложь, это она от страха всё выдумала! Сейчас провожатый остановится, она взглянет на него и…
Шатер, как рыбьей чешуей, украшенный блестящими пластинами, сверкал на солнце и слепил глаза. Но стоило зайти внутрь, как последние сомнения развеялись — это был Лис. Он все еще крепко держал её, несмотря на то, что руки Марушки были связаны за спиной, а на выходе сновали вооруженные воины, отсекая всякую мысль о побеге.