Воцарилась напряженная тишина. И в этом безмолвии хлопнул в ладоши хан и прервал его, отдав короткий приказ. Отделился от строя чернокосый воин с колчаном стрел, с мечом и с луком, завел коня в воду. Ничего не случилось. Ни всплеска, ни ряби. Воин торжествующе возвел оружие над головой. Взревели другие, подстегнули коней и бросились в атаку.
Марушка отползала от обрыва, оставляя за собой бурый след. Лис даже не взглянул на нее — обтер кинжал краем рубахи и встал рядом с ханом. А она не решалась посмотреть вниз, страшась увидать, как гибнут все, кого знала. Крики, лязг оружий, конский хрип и стоны смешались воедино… Если бы она могла сделать хоть что-нибудь!
Несокрушимой волной захлестнуло ханово войско далекий берег. Чудища Чернава поджидали у самой воды. Прыгали, щелкали зубьями и рассыпались от ударов, чтобы собраться вновь. Ныряли под копыта лошадям костяные собаки — вгрызались в брюхо, и кони всхрапывали и падали, приминая всадников.
Княжьи воины с песней шли в бой. Бросались один на десятерых и падали в пыли, чтобы никогда не встать. Трое обступили Чернава, закрыли от ударов, возведя мечи да прикрывшись щитами. Чародей раскачивался, напевал монотонно, перебирал комья земли. И мертвые лошади с берега поднимались на его зов. Волоча за собой требуху, бросались наперерез черным полчищам и топтали копытами ханских воинов. Выживших добивали костяные собаки.
«Чернав! — Марушка зажала рану на ладони, прикипев взглядом к человеку в темных одеждах. — Одного его достаточно, чтоб ход войны повернуть…»
К Чернаву подскочил всадник на черном коне. Марушка напрягла глаза и взвизгнула — Роланд! Жив!.. Он наклонился и указал на обрыв. Из-под рук чародея взметнулась птичка.
Позади кто-то взвыл — низко и утробно. Марушка вздрогнула: старик пританцовывал на одной ноге. Звенели, стуча друг о друга, глиняные бусины в его бороде. Чучелко на поясе подпрыгивало, ударяясь о бедра, пока вдруг высохший глаз зверька не затянуло блестящей пленкой: он моргнул, с хрустом вытянулся и спустился, перебирая лапками, по штанине на землю. В два прыжка очутился у обрыва, и сиганул вниз, в воду. Марушка протерла глаза. «Что за чудь? — она уставилась вниз. — Вот нелепица — ожил, чтоб утопнуть…»
Собранная из разномастных перьев и сухих костей птичка, кренясь в воздушных вихрах, парила над рекой. К ней летела. Марушка протянула руку — друзья живы, они рядом, и даже в битве о ней не забыли… Совсем чуть оставалось — вот-вот лапками ухватит палец, как жердочку! Пичуга вдруг дернулась, скрипнула и рассыпалась в прах: закружили над обрывом перья, опускаясь в алые воды.
— Нет!.. — Марушка доползла до самого края.
Распадались костяные псы, трещали под копытами ханских скакунов… Падали мёртвые лошади, и белая муть застилала их глаза. Княжьи бойцы, приставленные чародею в охрану, оглядывались по сторонам и беспорядочно размахивали мечами в поисках невидимого врага. Лицом ниц в высокой траве лежал Чернав.
Маленькая светлая точечка ловко проскочила у воинов меж ног, пропала из виду, а потом вскочила на обрыв — выросла до мокрой крысы, да и шмыгнула старику в карман. Маршука ахнула: не крыса — ласка! Мордочка у ней вся красная, будто спелой малины налопалась… Только вот беда — не жалуют ласки фруктов да ягод. Ханов слуга провел морщинистой ладонью зверьку по голове, и тот замер, ощерился и высох, обратившись снова в чучелко.
Марушка вскочила. Уж с дряхлым стариком-то она справится!
— Я тебе жилы заморожу. Желчью до конца жизни харкать будешь… — прошипела, и хан захохотал, услыхав её угрозы. Старик подхватил — от смеха булькал с присвистом, дергая жидкой бородёнкой.
Лис безучастно разглядывал свое отражение на лезвии ножа. Будто не слышал ни криков, ни стонов на той стороне.
Княжье войско отступало: со два десятка еще бились у воды, отчаянно сдерживая лихих всадников. А те, что обороняли ход в город, побросали оружия и, толкая друг друга, бежали искать защиты за каменными стенами. Наперерез им мчался Хест. Роланд остановил коня, выкрикнул несколько слов и повернул беглецов снова в бой.
«Это конец! — сжимала кулаки Марушка, не обращая внимания на саднящую рану. — Роланд там храбрится, а без Чернава им не сдюжить…»
Женщина — простоволосая и безоружная, выскочила из-за городских врат, бросилась в самую гущу и затерялась в клубах пыли.
«Безумная! — взвыла про себя Марушка. — Княгиня решила войску боевой дух поднять? Помрет там!..»
Роланд, будто его в спину хлестнули, развернул коня. Хест гарцевал на месте, пока всадник беспорядочно оглядывался. Наконец, натянул узду и быстро оказался рядом с женщиной. Пытался что-то втолковать ей, хватать за руки и тащить к городу, но та не покорилась его воле. И он сдался. Довел туда, где пал Чернав. Она решительно закатала рукава и припала к земле, заняв место чародея. Белые косы разметались по плечам…
— Никакая это не княгиня, — внутренности у Марушки будто затянуло тугим узлом, — это Федора…
Похожие на сороконожек, поднимались под её песнь новые костяные чудища — свирепо перебирали лапками и бросались в бой. Роланд не отходил, закрыв чародейку собою.
Старик снова затянул свой монотонный вой, бряцая бусинами. Сколь сильно не злилась Марушка на наставницу, смотреть, как убивают её, не собиралась. Вот только и сыскалось на обрыве, что острый камень. Ожившее чучелко снова шмыгнуло к краю, и Марушка без жалости обрушила булыжник на него. Под камнем хрустнуло и чавкнуло: задергалась когтистая лапка и усохла. Марушка поднялась, полная решимости броситься на старика. Но не успела.
Берег накрыло градом стрел. Взметнулся Хест. Всадник чудом удержался в седле. А когда выпрямился и кое-как успокоил хрипящего скакуна, стало видно древко вонзившейся в плечо стрелы. Роланд не дрогнул, только перекинул меч в левую руку.
Марушка ахнула, выронила камень и шагнула к обрыву. Бывало и хуже, а он крепкий, выдержит. Она его вылечит! Им бы только пережить эту битву…
Хан поднял руку, отдавая приказ, и лучники снова выпустили стрелы. В этот раз — точно в цель. Роланд взмахнул мечом. Закрывая Федору, принял удар на себя. Дернулся, когда стрелы пронзали его одна за другой, и обронил меч. Неловко зажимая рану на животе, обмяк и сполз по конской спине. Калёная стрела зацепила и Хеста — тот встал на дыбы и, обезумев от боли, понес всадника. Пока, наконец, не сбросил мёртвого хозяина и сам не упал в пыли.
— Пожалуйста, не надо… — шепнула Марушка, вздымая руки, будто могла остановить падение и поймать его. Да так и замерла. Нутро ей заполонила опаляющая боль. Словно это она стрелы своим телом словила. — Роланд…
Если бы Марушка могла — оказалась бы на том берегу, чтобы заслонить его. Врачевала бы безнадежные раны, чтобы снова вырвать воина у смерти. Она повернула бы время вспять, и ни за что не покинула остров. И еще, назвала бы его своим другом. «Я ненавижу тебя», — вот чем она на прощание одарила того, кто всеми силами старался её спасти… Боль смешалась с яростью, превращаясь в чувство доселе неведомое.
Сначала перемены никто не заметил, даже она сама, пока не взвизгнул дребезжащим голосом — глупо и по-девичьи, старик: река забурлила, закипела и поднялась, повторив движение девочки, высоченной волной. Да так и застыла — ни туда, ни сюда.
Марушка скользнула взглядом по хану, привставшему от удивления в кресле, по дрожащему старику и по четверке воинов, что уже бежали к ней, занося мечи… Наткнулась взглядом на Лиса, зашипела многоголосьем, речным переливом и от слов ее покатилось над обрывом эхо:
— Предатель!.. Предатель!.. Предатель!..
Краем глаза выхватила, как освобождает кинжал от ножен Лис. Как хрипит, схватившись за горло, хан. Как обагряет наряд завоевателя кровь. И как замирают перед нею воины, в страхе опуская мечи.
Она будто воспарила в воздухе — тело вдруг стало легким, как пушинка, а перед глазами забрезжил свет. Выставив руку, чтобы заслониться от слепящего солнца, заметила вдруг, что свет исходит от неё. И к своему удивлению, ровным счетом ничего не почувствовала. Не осталось горечи, ни боли, ни сожаления. Всё, что у неё было — навсегда потеряно…