Затем он прочитал записку от Тода. Приятель напоминал ему об обещанном бочонке пива и сообщал, что цирк Принцессы Мары будет выступать в Медфорде за три дня до гастролей в Бостоне и что пятница, на которую назначены «весенние танцы», приходится как раз на выходной день в цирке, так что Джейм имеет все шансы заполучить прекрасную партнершу.
На следующий день Джейм ушел с занятий раньше времени и поехал в Медфорд на утреннее представление Брадфорд-цирка.
На ярмарочной площади Джейм купил билет и огляделся вокруг. Цирк показался ему необыкновенно красивым и богатым. Вывески были яркие, свежевыкрашенные, шатры чистые, новенькие; персонал в бело-красных полосатых пиджаках и кепках выглядел очень респектабельно. Продававшаяся на лотках еда — хот-доги и гамбургеры — оказалась удивительно вкусной и свежей. Так значит, не такое уж это и убогое место? Не такое уж неприличное?
Когда распахнулись ворота, Джейм стал одним из первых, кто вошел в огромный шатер. И внутри, в цирке, тоже было почти шикарно. Деревянные стулья, первоклассно обитые, разноцветные опилки на земле, явно только что насыпанные… Джейм думал, что раз это утренник, то будут одни дети да их мамы — но на представление пришли и взрослые; было много мужчин, как с женами, так и без.
Представление началось с парада-алле, который на него особого впечатления не произвел. Огромные животные, размалеванные клоуны, вульгарные девицы из кордебалета, грохочущая музыка — все это не могло понравиться человеку с хорошим вкусом. Но за этим последовали три удивительно интересных номера, каждый из которых проходил на отдельной арене: китайские акробаты, гимнастки с упражнениями на веревочной паутине, прекрасные наездницы. Лошадей Джейм всегда любил, и сам и не заметил, как очень увлекся всем происходящим на арене.
Затем на арену выбежала целая армия клоунов. Особенно развеселился Джейм, увидев крошечного человечка, одетого в костюм, что называется, с иголочки. Заметно было, что малыш бесконечно горд собой, а остальные клоуны только и делают, что над ним подтрунивают. И смешно, и грустно.
Последовало еще несколько номеров, в том числе хор слонов — дети просто визжали от восторга. Затем музыка зазвучала все тише и тише, и наконец наступила полная тишина, свет в зале погас, публика замерла. Даже торговцы прекратили разносить по рядам еду и напитки.
Маленькое пятно света скользнуло по лицам зрителей, взмыло вверх, к потолку, словно бы для того, чтобы продемонстрировать высоту купола, потом медленно спустилось, застыв на выходе из-за кулис.
Там стояла маленькая молодая женщина. Она была неподвижна. Белая накидка из перьев покрывала ее с головы до ног.
Но не необычный костюм заставил Джейма затаить дыхание. Ее волосы, схваченные на затылке в пучок двумя серебряными гребешками, имели цвет пламени; пухлые губки были причудливо сложены; глаза сверкали.
Хотя Джейм сидел слишком далеко, чтобы различить, какого цвета у нее глаза, он уже знал, что они зеленые. «Изумрудно-зеленые глаза Принцессы Мары», — в этом были единодушны все газеты. «Рыжеволосая девица с зелеными глазами — как это заурядно!» — подумал тогда Джейм, но теперь понял, что в этой девушке нет ничего, что было бы заурядным.
Раздался гром аплодисментов, и лицо девушки ожило. Она улыбнулась веселой, жизнерадостной, открытой улыбкой, и весь зал проникся магией ее обаяния. Умом Джейм понимал, что во многом аура создается наполнившим шатер теплым розовым светом, но душа его всецело открылась навстречу улыбке Принцессы Мары.
Послышалась барабанная дробь, и когда она смолкла, шпрехшталмейстер громко объявил:
— Леди и джентльмены! Я представляю вашему вниманию… Принцессу Мару!
Девушка радостно подняла вверх руки, затем склонилась в низком реверансе, словно отдавая должное публике. К ней подошел огромного роста мужчина — просто великан, — одетый во все черное, с тюрбаном на голове. Он преклонил перед ней колени. Мара ступила ногой на одно из них и вспрыгнула ему на плечи.
Оркестр заиграл бодрый марш, и пятно света заскользило, следуя за великаном, несшим артистку к середине арены. Здесь гигант опустил ее и помог ей снять накидку; Мара осталась в узком серебристо-белом пиджачке и короткой, плотно облегающей юбочке. Опустившись на колени, великан снял с нее туфельки. И вот она снова легко взобралась ему на плечи, поймала руками свисавший из-под купола канат…
Оркестр сменил марш на другой, и Мара начала восхождение по канату, исполняя при этом целый ряд замечательных трюков — вращалась вокруг каната, держась за него лишь одной рукой, все сильнее увеличивая амплитуду и поднимаясь при этом все выше. Несколько раз она останавливалась и, зацепившись ногами за веревку, свешивалась вниз головой и посылала публике воздушные поцелуи.
Этот маневр был поистине мастерским: он позволял зрителям тоже поучаствовать в представлении, и это доставляло им огромную радость, они восторженно смеялись в ответ, махали руками, хлопали. Джейм понимал, что трюки Мары не так уж сложны, как кажутся, и все же не мог не восхищаться вместе со всеми Принцессой Марой.
Наконец она достигла колец под куполом, и вот тут Джейм увидел настоящие чудеса. Тело девушки, казалось, не имело костей — таким гибким оно было. Она вытворяла самые невероятные перевороты и прыжки, но улыбалась при этом так, словно то, что она делает, не составляет ей никакого труда…
Когда она спустилась на арену и начала раскланиваться, зал взорвался громом аплодисментов. Ее лицо светилось таким счастьем, будто она никак не ожидала такой реакции зрителей. Затем она повернулась к шпрехшталмейстеру, показала ему два пальца на одной руке и пять на другой, подбежала к канату и через секунду снова была под куполом.
— Леди и джентльмены! — объявил шпрехшталмейстер. — Принцесса Мара до глубины души тронута вашими аплодисментами. Обычно на утренниках она исполняет двадцать очень сложных упражнений — бланшей, но сегодня в благодарность за ваш теплый прием она постарается увеличить это число до двадцати пяти. И я с радостью вновь представляю вам Принцессу Мару!
Публика замерла, глядя на волшебницу-гимнастку. Лишь кто-то из-за кулис, следя за вращениями Мары, громко считал: «Один, два, три…» Потрясенный Сен-Клер был не в силах оторвать глаз от Принцессы. В какой-то момент Мара распустила волосы, и ее густая огненная грива развевалась по воздуху, пока гимнастка исполняла свои виртуозные трюки. Джейм уже знал из газет, что это один из ее излюбленных приемов, но все же не мог не отдать ей должное: никто и не заметил, как она вытащила гребни.
И когда последний бланш был окончен — Мара выполнила их не двадцать пять, а двадцать шесть, — Принцесса послала публике воздушный поцелуй. Джейм заметил, что лицо ее побледнело; она поморщилась от боли, коснувшись медного браслета на запястье, — трудно сказать, была ли это настоящая боль или очередной прием — но это не имело для зрителей совершенно никакого значения. Все они что было сил хлопали в ладоши, а Джейм оказался даже в числе тех, кто кричал «браво!», и голос его звучал ничуть не тише, чем голос соседа — полного мужчины, со слезами на глазах наблюдавшего за Принцессой.
«Маленькая Мара, — думал Джейм, — поистине волшебна! Чего стоят хотя бы эта лучезарная улыбка и светящиеся глаза! Боже мой, как же удается ей давать одно выступление за другим? Неужели, выложившись так на утреннике, она еще способна на вечернее представление?»
Под веселую музыку Мара спустилась на арену. Великан, все время поддерживавший канат в натянутом состоянии и не отрывавший глаз от своей повелительницы, подхватил ее на руки и набросил ей на плечи накидку. Так, на его плече, она и покинула арену. Джейм почувствовал, как у него перехватило дыхание, и не сомневался, что то же самое происходит и с остальными зрителями.
Представление продолжалось, но он уже ничего не видел и не слышал. Он был всецело захвачен каким-то новым для себя чувством… Что это было? Желание? Скорее всего, именно так, ведь не мог же он с первого взгляда влюбиться в простую циркачку! О Боже! Он пришел сюда исключительно из-за пари с Мартином, но теперь об этом забыл совершенно — он был полностью покорен прекрасной Принцессой Марой…