― Нет, не даром. Через десять ходов вы будете иметь громадное преимущество в положении. Этот гамбит был в варианте самого профессора Лобачевского.
― Ну, я так далеко не заглядываю…
― Напрасно.
Один из следивших за игрой с любопытством взглянул на меня и сказал:
― Вот там освободился столик… Не желаете ли, сыграем с вами партию?
Я важно поднял голову, подстрекаемый неугомонным бесом шалости, и сказал:
Если вы играете так же, как эти господа, то я отказываюсь.
― Почему?
― Потому что с людьми, шьющими сапоги, у меня очень определенные отношения: я им только заказываю обувь и ни в какие другие игры не вступаю! Впрочем, чтобы развлечься, я покажу вам настоящую игру: пусть десять лучших игроков играют против меня одновременно на десяти досках. Не велик будет для меня труд выйти победителем…
Мой собеседник изумленно посмотрел на меня и, вздрогнув, спросил:
— Скажите… как ваша фамилия?
— Видите ли… пока что мне не хотелось бы открывать фамилию по причинам деликатного свойства.
— И вы предлагаете играть с десятью из наших игроков одновременно?..
— Безусловно.
— Но известно ли вам, что некоторые из них брали призы на петербургских состязаниях?
Я пожал плечами и ответил тоном невероятного презрения и высокомерия:
— Мне это совсем безразлично.
В последних словах я был совершенно искренен: это мне действительно было безразлично.
Господин, беседовавший со мною, встал и громко захлопал в ладоши.
Марабу зашевелились, подняв носы.
— Господа! Вот этот молодой человек предлагает играть с десятью игроками одновременно!
— Даже с двенадцатью, — равнодушно сказал я.
Все пришли в движение. Многие из играющих встали и подошли ко мне ближе, уставившись в мое лицо с диким изумлением.
— Кто вы такой? — спросил старик, уткнувшись в меня тусклым от лет и шахматов взглядом.
— Не все ли равно? Игрок!..
— И вы будете играть одновременно с двенадцатью?
— Добавьте — с такими игроками, как ваши чемпионы, — презрительно сказал я, скрестив на груди руки.
Несколько человек из играющих записали свои партии, пошептались и, подойдя ко мне, заявили: — Мы согласны!
Комната приняла оживленный вид. Все марабу побросали свои столики, вытянули из воротников голые длинные шеи, захлопотали, забегали… откуда-то появился лист бумаги, и на нем некоторые марабу стали записывать крючковатыми руками свои фамилии.
Я сидел за одним из столиков, окруженный вплотную волнующейся, говорящей толпой, и равнодушно курил папиросу, поглядывая на потолок.
В стороне несколько человек суетились, занятые устройством одного общего стола и установкой двенадцати досок.
Какой-то молодой человек в рыжем галстуке, очевидно, неопытный, скверный игрок, оглядел с суеверным ужасом все доски и, подойдя ко мне, сочувственно, с влажными глазами, пожал мою руку.
― До свиданья, — сказал я просто.
— Нет, не до свиданья… Но я очень вам сочувствую… Одному против двенадцати! Это гениально! Неужели вы выиграете? Я дружески похлопал его по плечу.
―Ничего, старик, приободритесь. Дело не такое страшное, как вы думаете. Что, господа, готово?
― Готово. Играющие, прошу занять ваши места. Пожалуйте, милостивый государь!
Роль арбитра принял на себя старик с тусклыми глазами. Он усадил игроков по одну сторону стола, а мне указал на другую сторону, где не было стульев.
― Пожалуйста! Вам придется ходить, следя за ходами, от этого края до этого.
― Не желаю, — ответил я гордо. — Я играю не глядя на доску. — И отошел в самый дальний угол комнаты.
Двенадцать отборных марабу сели, как дрессированные птицы, строго в ряд и сейчас же уткнули профессиональным жестом носы в доски.
― Первый ход ваш, милостивый государь, — обратился ко мне тусклый старик.
Мне казалось, что моя шутка доведена до конца. Марабу, чего мне и хотелось, выведены из своего дремотного состояния. Но как мне сейчас уйти от них, я не мог придумать.
В запасе у меня был первый ход, оставшийся в памяти от загадочных газетных шахматных отделов, и я воскликнул повелительно:
― Господа! Первый ход: е-два — е-четыре. Прошу вас — сделайте за меня.
Двенадцать рук поднялись к фигуркам, и двенадцать фигурок на двенадцати досках выдвинулись на две клетки вперед. А шершавый и тонкий голос первого партнера справа заскрипел: «е7 —е5».
Я внимательно смотрел издали на доски и, ничего не поняв, призадумался. Кажется, пора уж мне было обратиться в бегство. Но, иронически пожав плечами, я решительно заявил: