Особенно остро почувствовала Алина опасность в тот день, когда началась эта безграмотная операция по штурму поселка Первомайского, в котором силами федералов были блокированы террористы под командованием Салмана Радуева с двумя сотнями заложников.
Вечером, как обычно, они всей своей большой семьей — а жили молодые с родителями Алины, благо позволяли размеры квартиры Большаковых и самое благожелательное отношение стариков к своему зятю — собрались у телевизора посмотреть выпуск новостей. Александр пристально всматривался в экран, как будто хотел увидеть в коротком репортаже из Чечни что-то особенное.
И как только сюжет с места боевых действий закончился, Банда вдруг резко откинулся на спинку кресла, в гневе сильно ударив кулаком по подлокотнику:
— Идиоты!
— Что ты имеешь в виду? — спокойно спросил Большаков, хоть и удивленный столь эмоциональной реакцией зятя, но постаравшийся скрыть свои чувства.
— Ой, простите, Владимир Александрович! Не смог сдержаться…
— И все же?
— Вы заметили, показывали ребят — в камуфляже, в бронежилетах?
— Ну, — неопределенно протянул отец Алины, — там все, вроде, в камуфляже были…
— Да, конечно. Но там сейчас происходит что-то ужасное. Это ведь были не обыкновенные солдаты…
— Банда с горечью кивнул на телевизор и вдруг встал, нервно прошелся по комнате, потом снова опустился в кресло. — Помните ли вы захват террористом автобуса с корейцами?
— Конечно.
— Обезвреживание проводила спецгруппа по борьбе с терроризмом из УВД Москвы. Есть такое спецподразделение. Хорошие ребята, настоящие профессионалы. Я знаю некоторых из них, встречались по делам службы…
— И что?
— Мне говорили сегодня на работе, по секрету, конечно, что их туда бросили на съедение. Но я не поверил. А теперь сам увидел, — Банда снова кивнул на телевизор, — узнал их, убедился. Показали на весь экран.
— По-моему, Александр, никто из этого никакого секрета не делал. Кажется, я уже неоднократно слышал, еще несколько дней назад по радио или по телевизору, что этот отряд перебросили в Первомайский для участия в операции по освобождению заложников.
— Это я знаю.
— Так что же тебя так смутило?
— Они шли в бой.
— Я не понимаю…
— Владимир Александрович, их просто бросили на съедение, — повторил Банда свою фразу. — Это… Как вам объяснить? Это примерно то же самое, если классного хирурга отправить работать в магазин рубщиком мяса, — нашел наконец Банда подходящее сравнение.
— Да ты не нервничай так, — пожал плечами Большаков, уже не на шутку встревожившись, — такая реакция всегда выдержанного и хладнокровного Банды была для него полной неожиданностью. — Объясни мне толком, что тебе не понравилось. Что-то я ничего не понимаю. «Идут в бой»… Так их же туда для этого самого боя, наверное, и послали?
Алина и Настасья Тимофеевна испуганно переглянулись, тоже не понимая, чего это Банда так кипятится.
— Эти ребята — настоящие профессионалы. Они очень хорошо подготовлены, — Александр никак не мог успокоиться, заметно нервничал. — Они все отлично экипированы. Понимаете, это спецподразделение, для решения спецзадач. Это штучный товар.
Ночью, незаметно проникнув в Первомайский, подкравшись к бандитам поближе, они бы обязательно выполнили задание на «отлично». И никто из заложников не пострадал бы.
— Ну, это понятно. А что же — изменилось? Они так и сделают — вот наступит ночь…
— Изменилось все — их используют как обыкновенное пушечное мясо. Как каких-нибудь мотострелков или десантуру. Хватайте автоматы — и в атаку. Вперед, на пулеметы…
— Так ты же сам говоришь, что это профессионалы! Они же должны справиться…
— С кем и как справиться, Владимир Александрович?! Кто так делает? Да их же сразу половину положат! Это ведь лобовая атака! Бред собачий…
— Саша, успокойся, — мягко проговорил Большаков, положив руку на плечо зятя.
— Понимаете, их ведь беречь надо. А их вместо этого — под пули, как простых солдат. Зачем их тогда вообще дергали, если не хотят использовать по назначению? Хотели положить как можно больше народу — так гнали бы в атаку пехоту, а при чем тут спецподразделение?
— Да… — протянул Большаков. — Действительно, ты, наверное, прав. А я, видишь, ничего этого не понял, хоть и генерал.
— Вы, Владимир Александрович, — ученый, который занимает генеральскую должность, — горячо перебил тестя Банда. — Простите, конечно, я не хочу вас ни в коей мере обидеть, но вы не боевой генерал. Вы профессионал в своей сфере.
— Абсолютно верно. Так почему, по-твоему, я должен на это обижаться?
— Конечно, не должны… Но я о другом — там-то командуют боевые генералы! И вытворять такое!.. Этак, глядишь, завтра и моих ребят, чем черт не шутит, дернуть могут: автомат Калашникова в руки — и вперед, на мины…
— Типун тебе на язык, придурок! — вдруг крикнула, вскакивая с дивана, Алина. — Думай иногда, что плетешь!
Вся семья опешила, не ожидая от нее подобных выходок. Банда вскочил с кресла, сделал шаг навстречу жене, но Алина, сверкнув в его сторону разъяренным взглядом, лишь отступила, затем от переполнявшего ее гнева даже топнула ножкой, но уже в следующую секунду, не выдержав, вдруг заплакала и выбежала из комнаты…
— Саш, прости меня, не выдержала я, сорвалась. Я не хотела… Как-то само собой получилось.
Уложив Никитку спать, Алина быстро юркнула под одеяло и прижалась к мужу, уютно устроившись на его широкой сильной груди.
Она очень любила эти сладкие мгновения перед сном, приносящие неповторимое чувство тепла, близости, единства. В эти чудесные минуты он принадлежал ей и только ей, и умиротворение мягко охватывало молодую женщину, прогоняя все дневные страхи и волнения.
— Конечно, Алинушка. Я же все понимаю. Это ты меня прости, милая моя…
Банда прижался щекой к ее голове и ласково погладил по спине, чуть сильнее прижимая к себе.
Ему очень нравилась эта ее почти кошачья привычка прижиматься к нему, игриво и нежно прикасаясь всем телом, и выгибать спину, прислушиваясь к его поглаживаниям. Иногда ему даже казалось, что Алина вот-вот замурлычет от восторга.
— Саша, я боюсь.
— Чего ты боишься, малышка? Я ведь с тобой. Помнишь, как в том старом фильме — «не бойся, я с тобой»…
— Я все равно боюсь… — перебила она его, не дослушав. — Я очень боюсь, что твою группу тоже отправят в какой-нибудь очередной Первомайский.
— Ну, нет. В Чечню нас ни в коем случае не дернут, — уверенно возразил Банда. — Если только случится что-то уж совсем из ряда вон…
— Например? — она тревожно подняла голову, пытаясь разглядеть в темноте глаза мужа.
— Ну, не знаю.
— И все же? Сколько надо чеченцам захватить людей в заложники, чтобы операцией по их освобождению занялась ваша группа?
— Алинушка, ты спрашиваешь глупости, на которые никто не даст тебе ответа.
— И все-таки?
— Я не знаю, как ответить на твой вопрос. Скажу одно: мы — слишком элитные. И слишком секретные. Про наше существование знают очень немногие даже в самой системе ФСБ. Там, в Чечне, — война, открытое противостояние, настоящие бои. Мы же предназначены совсем для другого — для секретных, тайных, молниеносных операций, понимаешь?
— Но ведь этот спецотряд московской милиции послали! И прямо в бой…
— Нас не пошлют, — еще более уверенно, чем перед этим, специально придавая голосу почти что металлическое звучание, ответил Банда. — И вообще, Алина, милая, выброси из головы всякую ерунду. Поверь, я не могу тебе всего рассказать, но наше подчинение гораздо более узкое и конкретное, понимаешь? Нас никогда не пошлют в обычный бой.
— Очень хотелось бы тебе верить, — она еще сильнее прижалась к нему, пряча лицо на его груди. — А если и попробуют, ничего у них не получится. Я же тебя никому не отдам»
— А я никому, кроме тебя, и не собираюсь отдаваться! — игриво, чтобы успокоить и подбодрить жену, со смехом ответил Банда, нежно поглаживая ее бедро…