— Бляди! — выругался Банда в голос, забыв, что его слышат теперь все. Но, по большому счету, никто не удивился, с удовольствием присоединившись в душе к своему командиру. — Толочко, еще! — крикнул Банда, и в следующую секунду в кабине пилотов грохнул еще один взрыв шоковой гранаты, а на остававшегося в живых террориста обрушился очередной шквал огня. С вышки с новой силой стреляли снайперы.
— Банда, стой! Прекратите огонь! — раздался вдруг в шлемофоне майора взволнованный голос полковника Котлярова.
— Прекратить огонь! — быстро среагировал на крик Котлярова Банда и, обращаясь к полковнику, спросил:
— Что случилось?
Но уже в следующую секунду сам понял, что произошло — в наступившей тишине больше не раздавалось выстрелов из кабины пилота.
— Только что с нами связался командир корабля. Из кабины. Он говорит, что все террористы мертвы, — взволнованно сказал Степан Петрович, и в эту же секунду из кабины донесся крик:
— Мужики, не стреляйте! Бандиты убиты! Мужики, не стреляйте! Слышите?
Банда сорвал с головы шлем, отбросил его в сторону и громко крикнул:
— Эй, в кабине! Оружие на пол, руки за голову, выходи по одному! Шаг влево, шаг вправо — стреляем без предупреждения! Без шуток! Пошли!
Из кабины, переступив через трупы лежавших на пороге террористов, убитых первыми, еще Басмачом, вышел командир корабля, а следом за ним штурман:
— Мужики, мы свои…
Убедившись, что все террористы мертвы, Банда поднял свой шлем и, спустя пятнадцать минут после начала штурма самолета, передал по рации на вышку лаконичный доклад:
— Операция закончена. Заложники освобождены. Террористы уничтожены. Потери уточняем.
Басмачу, пожалуй, действительно повезло — у него были прострелены руки и ноги, но пули прошли в основном через мягкие ткани, не зацепив ни одного сустава, и уже очень скоро он мог вернуться в строй.
Ранен был и Толик Ефанов, который ворвался в салон лайнера следом за Романчуком, но врачи обещали и его быстро поставить на ноги.
Хуже обстояло дело с Андреем Пучинским — осколки гранаты сильно изранили его ноги и пах.
Даже лечение в Центральном госпитале не помогло восстановить подвижность перебитого коленного сустава, и о службе в спецподразделении не могло быть и речи. По крайней мере, в качестве бойца. Однако Банда, заручившись поддержкой полковника Котлярова, написал генералу Мезенцеву рапорт с просьбой оформить капитана Пучинского в его спецподразделение инструктором по спецснаряжению. Андрей и в самом деле был докой в различных электронных штучках, и его опыт мог здорово пригодиться при подготовке молодого поколения.
И только Роме Ставрову, которого очередь бандитов встретила на самоходном трапе, врачи уже ничем не могли помочь…
Забрав с собой тело погибшего товарища, а также разместив в салоне военно-транспортного самолета раненых, после того как им была оказана первая медицинская помощь, в ту же ночь спецподразделение майора Бондаровича вылетело из Владикавказа в Москву.
Домой…
III
Тихонько открыв своим ключом дверь, Банда на цыпочках, стараясь не шуметь, вошел в квартиру.
В эти предрассветные часы сон у человека особенно сладок, и Александр не хотел, чтобы его появление нарушило покой дома, в котором жили самые дорогие и любимые его люди.
Тихонечко сняв кроссовки, он крадучись пробрался в ванную и долго с удовольствием плескался в душе, смывая с себя и пыль, и пороховую гарь, и страшную усталость. Он чувствовал, как его тело наливается бодростью и силой. В какой-то момент ему даже показалось, что теперь, после такой зарядки энергией, он ни за что не сможет уснуть.
Но выбравшись из-под душа и энергично растираясь полотенцем, Сашка понял, что если мгновенно не доберется до подушки, то уснет прямо в ванной — страшное напряжение боя наконец-то отпустило его, и расслабленный организм теперь буквально требовал, полноценного отдыха.
Он вышел из ванной и все так же тихо прокрался в комнату, где мирно спали Алина и Никитка.
Наклонившись над кроваткой сына, Банда несколько минут с нежной улыбкой рассматривал малыша, потом, поборов желание дотронуться до него — погладить, поцеловать, — отошел, аккуратно забираясь под одеяло к жене.
Он очень старался все делать тихо и, уже закрывая глаза и вытягиваясь на кровати в полный рост, был уверен, что ему это неплохо удалось.
Но тишину ночи вдруг взорвал жаркий и довольно громкий шепот Алины:
— Знаешь что, Сашка, пока что, конечно, спи.
Но завтра я поговорю с тобой очень серьезно.
Наверное, если бы не боязнь разбудить сына, она бы кричала — слишком много горечи, слишком много невыплаканных слез было в ее шепоте.
Банда нежно обнял жену, стараясь поцеловать ее в шею:
— Ну что ты, милая! Видишь же — все хорошо. Я вернулся. Обычная тренировка…
Но Алина резко отстранилась и демонстративно отодвинулась на противоположный край кровати:
— Спи. Ты ведь, догадываюсь, устал, как собака. И я тоже устала, между прочим. От тебя, кстати. Ясно? Мне это в конце концов надоело…
— Что именно, Алинушка? — снова потянулся к жене Банда, стараясь смягчить ее своей нежностью и успокоить своей невозмутимостью.
— Ничего особенного. И вообще — спи. Разборки с тобой будут завтра.
Она замолчала, отвернувшись от мужа, и в комнате повисла тишина.
Банда полежал еще несколько минут с открытыми глазами, стараясь вникнуть в сказанное ему женой, но вскоре усталость доконала его, и он не заметил, как уснул. Так спят на Руси мужики, выполнив тяжелую и важную работу.
А Алина еще долго ворочалась, придумывая, какими словами наутро она начнет с Бандой разговор.
Но вскоре и она успокоилась и, хитро улыбнувшись, тихонько прижалась к спящему мужу, пользуясь тем, что он во сне этого все равно не почувствует, и тоже заснула…
— Так ты помнишь, Александр, что я с тобой хотела сегодня поговорить?
Алина стояла у плиты на кухне, готовя только что проснувшемуся Банде то ли завтрак, то ли обед — он дрых без задних ног аж до часу дня, чего с ним раньше никогда еще не случалось.
Сашка притулился в уголке мягкого диванчика, с любовью и нежностью рассматривая красавицу жену и безмятежно вдыхая запахи жарящихся котлет и картошки.
— Хорошо-то как, Алинушка!
Он совсем не был настроен на какие-то никому не нужные разборки и все еще не верил, что Алина завела с ним этот разговор на полном серьезе.
Но жена в отличие от него была настроена решительно.
— Ты меня слышал или нет?
— Да слышал, конечно, но только, по-моему, здесь нам обсуждать нечего…
— Это по-твоему, а не по-моему. Ты помнишь вообще, сколько мне лет?
— Конечно. Сейчас. Ты с семидесятого года — значит, тебе в этом году…
— Пошел ты! — она в гневе даже замахнулась на него кухонным полотенцем, подвернувшимся под руку. — Считать еще здесь будет, дурак несчастный. Так не может запомнить…
— Нет, я помню…
— Саша, все это — явления одного порядка. Ты должен осознать это.
— Что? Какие явления? Какого порядка? Алинушка, что-то я совсем ничего не понимаю. Ты о чем? — теперь он тоже говорил серьезно и даже встревоженно: до него дошло наконец, что жена совсем не шутит.
— Ты что, не чувствуешь, как, ты отдаляешься от нас? От меня, от Никитки?
— Как ты можешь так говорить…
— Могу! — в сердцах выкрикнула Алина. — Могу! Я столько вынесла, столько вытерпела, что теперь все могу говорить. Ясно тебе?
— Ясно, — согласился Банда, поспешно поднимая руки в знак того, что он сдается. Он благоразумно решил, что сейчас самым правильным будет выслушать жену, чтобы понять, что ее мучает и угнетает.
— Тебе на нас совсем наплевать.
— Но Алинушка… — все-таки не выдержал он, но жена оборвала его:
— Ты можешь послушать в конце концов?
— Могу.
— Тебе на нас наплевать. Ты уходишь по тревоге в ночь. Черт знает где бываешь и что делаешь…