— Ну, это понятно.
— Впрочем, — Михась подмигнул Коле, — ты и сам, наверное, почувствовал — говорит-говорит ведущий по-человечески, а как только о политике, так сразу и голос меняется, и фразы становятся, как… — он на мгновение замолчал, подыскивая нужное сравнение, — как из официального сообщения пресс-службы администрации президента.
— Точно, — согласился Коля.
— Вот. Эти ребята получают уже побольше «рабов» — слушатели их уважают, а так как какую-то свободу слова в эфире они все же имеют, то, значит, нуждаются и в «прикорме» от руководства — до трехсот долларов в месяц с премиальными они получают.
— Ну, это и впрямь уже ничего, — Колино лицо, наверное, приняло слишком уж довольное выражение, поэтому теперь уже Макс поспешил вмешаться:
— Хорошо-то хорошо, но только пока ты попадешь в эту категорию, пару-тройку лет попашешь за сущие копейки. Хорошо, что у нас, в газетах, такого дебильства нет, скажи, мужики? Я предлагаю тост — давайте выпьем за то, что мы работаем в газетах!
— Ладно, Макс, подожди, — прервал его рассказчик. — Сейчас выпьем, только закончу… Но есть, Микола, и еще одна категория — «радистов», весьма, между прочим, секретная. Про нее можно узнать только от тех мужиков, с кем раньше работал, но кто теперь, попав в руководство телерадиокомпании, окончательно еще не ссучился…
— Я знаю, про кого ты базаришь, только не сказал бы, что этот кадр в руководстве не ссучился, — вставил все же свои две копейки Макс.
— Знаешь, так молчи. По крайней мере, именно от него я это узнал… Так вот, — продолжил Михась, — есть на радио два-три человека, которые могут работать в прямом эфире без согласования с руководством. Они могут приглашать в студию кого угодно, говорить в эфире о чем угодно, комментировать события и новости и так далее и тому подобное. Просто им доверяют — лишнего эти ребята не скажут ни в коем случае.
— Круто!
— Круче, чем ты себе представляешь. За преданность платят от шестисот баксов до тысячи.
— Не слабо! — только и смог отреагировать Николай, — Так у вас же в Белоруссии это бешеные деньги!
— Конечно! В том-то весь сок ситуации, Микола… — Михась улыбнулся. — Ну вот теперь, Макс, наливай, и давайте выпьем за то, чтобы не стать падлой, хотя в нашей системе это сделать довольно просто.
Когда рюмки опустели в очередной раз, Самойленко, которого Наташа, перенервничав чуть раньше, уже настойчиво тянула домой, поспешно задал еще один вопрос:
— Ну, а на телевидении? Я, конечно; понял, что контроль там примерно такой же, если не больший. Но интересно — а как там зарабатывают?
— Хорошо зарабатывают, не волнуйся, — хмыкнул Михась, закусывая кусочком заливной курицы — фирменным блюдом заведения. — Особенно те, кто в АТН.
— АТН?
— Агентство теленовостей. Те, кто работает на выпуски этих самых новостей.
— И сколько?
— По-разному. Говорят, по шестьсот баксов запросто делают. Кстати, можешь идти и туда, если захочешь, говорят, там есть вакансии.
— Вот это уже веселее! — Коля довольно взглянул на Наташу и улыбнулся. — Ты хотела домой? Пошли. Пока, ребята. Спасибо за информацию, Михась!
— Пожалуйста. Только «спасибо» в карман не положишь — наливай давай. На посошок.
— Игорь, — обернулся Николай к бармену, выкладывая на стойку десять долларов. — Налей этим проглотам два графинчика, а то ж им все мало…
В тот вечер Николай ничего не сказал Наташе про свое решение, но был уверен, что принял его окончательно и бесповоротно.
Он страстно желал снова вернуться в журналистику. В газету попасть сразу было нелегко — маленькая страна хорошо обеспечила себя кадрами, и пробиться в штат серьезной газеты было трудновато, а работать в какой-нибудь захудалой «районке»…
Он был уже не мальчиком в газетном деле.
Теперь он понимал, что ему, как и другим местным журналистам, придется смириться с системой.
Ведь только единицам удалось устроиться на работу в зарубежные средства массовой информации собкорами от Белоруссии, некоторые ушли в бизнес.
Остальные работали, приняв правила игры, — как рассказывал Михась, периодически «отрываясь» в независимой и зарубежной прессе. Ничего зазорного в этом теперь Николай не видел.
Ко всему прочему в семье Самойленко впервые после свадьбы появились проблемы с деньгами — те доллары, которые Николай привез из Одессы, ушли на свадебное путешествие и на покупку маленькой однокомнатной квартиры и простенькой мебели, а зарплаты, которую получала Наташа, на двоих едва хватало.
Как бы то ни было, поводов для того, чтобы Николаю срочно подыскивать работу, было предостаточно, и теперь, узнав от Михася, что в редакции теленовостей есть вакансии, Самойленко твердо решил, что это именно то, чего он хотел.
Наутро, так ничего и не сказав Наташе, Николай пошел в телецентр. А еще через несколько дней вместе с оператором уехал в свою первую командировку…
II
«Привет, Александр!
Давно уже не писал, не говорил с тобой по телефону — тебя все нет и нет, Алина просит перезвонить, а потом то занят номер, то недосуг, то еще что-то.
Вот, решил пообщаться с тобой посредством, так сказать, эпистолярного жанра.
Как твои дела, товарищ майор федеральной службы безопасности?
Вообще как подумаю, чем ты, Банда, теперь занимаешься, — страх берет. У тебя ведь жена, сын…
Кстати, знаешь, у меня тоже скоро дочка будет!
Именно дочка — так УЗИ показало. Поэтому в июне-июле — тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! — жду вас с Алиной на крестины. Буду готов принять ваши поздравления.
Ты знаешь, Наташа какая-то суеверная стала — одежду, коляску, детское питание запретила мне покупать до тех пор, пока не родит. Говорить об этом тоже запрещает. Но тебе, надеюсь, рассказать можно, у тебя рука «легкая», да и глаз «хороший» (кажется, так это у них, у женщин, называется?).
В Минске я уже пообвыкся, со многими познакомился, и круг знакомых расширяется с каждым днем.
Помнишь, я тебе говорил, что пошел работать на телевидение? В службу новостей? Но оттуда я уже ушел — такая тоска взяла, что ты и представить не можешь! Ну сам прикинь — каждый день сюжеты то про визит кого-нибудь сюда, то про визит кого-то из наших «бугров» за кордон. Нет визитов — есть собрание партхозактива. Нет собрания партхозактива — есть передовая доярка или жуткие проблемы подготовки колхоза имени Ильича к посевной кампании.
Да-да! Ты не поверишь, но здесь все, как в лучшие брежневские годы. Даже переходящие красные знамена вручают — победителям соревнования.
Впрочем, хватит о политике. Короче, бросил я это гнилое дело и, переговорив с хорошими мужиками из руководства, получил эфир и возможность заняться собственным делом — под эгидой своего Агентства теленовостей, конечно. Они решили, изучив мой «бизнес-план», что проект может выгореть и поднять престиж местного телевидения, хотя, признаюсь тебе честно, здесь его мало кто смотрит.
А план у меня простои — я вернусь к тому, чем занимался ранее, только теперь в телеварианте — с видеокамерой и микрофоном. Мне не нужна будет эта политика, которой они все здесь так боятся. Хватит с меня и обыкновенных бандитов, и прощелыг, и воров, и всякой прочей швали.
Собственно, я думаю, что если даже кого из чиновников зацеплю — ничего страшного. Тут президент с самой высокой трибуны вечно кричит про борьбу с коррупцией, он на этом лозунге, собственно, и к власти в свое время пришел. Так что, как говорится, Бог не выдаст — свинья не съест.
Сейчас как раз занимаюсь оборудованием студии, выбиванием аппаратуры — она мне понадобится чуть ли не шпионская, ведь многое придется снимать скрытой камерой, подбираю штат. Есть и задумки по одному материалу, который попробую разработать и реализовать.