— Нет, Коля, — Андрей говорил совершенно серьезно, не поддерживая шутливый тон, предложенный шефом, и Николай насторожился. — Я совсем по другому поводу явился, если честно. И пришел только потому, что ты действительно уже идешь на поправку и тебя можно потихоньку нагружать нашими делами.
— Что-нибудь случилось?
— Странные дела.
— Говори.
— А где твой сосед?
Андрей вопросительно кивнул в сторону второй койки, теперь пустовавшей.
— Не знаю толком. На улицу вроде подался — накинул куртку и ушел… А ты чего, Андрюха, уже и соседа моего боишься? Ты мне этой своей боязнью напомнил того странного информатора, не забыл? Я тебе про него осенью рассказывал? Который предложил нам заняться делами по-настоящему крутыми.
— Тот тоже всего боялся да шпионов всюду искал. Но если уж и ты туда же… Тогда, брат, дела плохи, наверное.
— Наверное, — спокойно согласился Дубов, еще более встревожив Самойленко.
— Да не тяни ты. Говори толком, что случилось.
— Да я не знаю, с чего и начать-то. Просто предчувствия у меня какие-то… Нехорошие.
— Ну?
— Что «ну»?
— Что за предчувствия? Да говори же, не тяни резину в конце концов.
Самойленко почувствовал, как появившаяся было в его душе тревога начинает перерастать в раздражение нерешительностью друга — в самом деле, что он все кружит вокруг да около, не может сказать ничего определенного? Считает, что перед ним барышня кисейная, не выдержит хреновых новостей или какого-нибудь морального удара?
— Что, с Наташкой или Леночкой что-то случилось? — попробовал он угадать, что так смущает и гнетет Дубова, но безнадежно промахнулся.
— Дурак ты, Коля. Сплюнь.
— Говори же! — зарычал Самойленко, чувствуя, что вот-вот вцепится другу в физиономию.
— Ты вот этого своего информатора упомянул… А тебе не кажется, что он был во многом прав?
— Конечно, прав! Это же благодаря ему мы стали крутить «Технологию и инжениринг»…
— Я не о том, — поморщился Андрей. — А про его манию преследования, как ты выражаешься.
— В каком смысле?
— В таком, что дело, которым мы занимаемся, интересует не только нас. А точнее, кого-то очень интересуем мы.
— Андрей, говори прямо, что тебе пришло в голову. Нас кто-то «пасет»?
— А ты, дружок, валяясь здесь, на больничной койке, ни разу не задумывался об обстоятельствах аварии, в которую попал?
— А что там задумываться…
— А то, что водитель «КамАЗа», судя по твоим показаниям, должен был быть либо слепым…
— …либо в стельку пьяным, — торопливо дополнил друга Самойленко, которому уже надоело в сотый раз вспоминать о том, что случилось с ним на дороге в тот прекрасный декабрьский день.
— …либо убийцей!
— Что?
Коля опешил.
Неужели Андрей и впрямь считает, что обыкновенное дорожно-транспортное происшествие можно квалифицировать как спланированное и подготовленное покушение? На кого — на репортера? Да кому он нужен!
— Да-да, Николай, это была попытка убрать тебя, которая лишь случайно сорвалась.
— Чушь…
— Тебя загнало под прицеп и заклинило там?
— Да вроде. Я не помню, был без сознания…
— Я беседовал со следователем, который вел твое дело. И знаю кое-какие подробности, не удивляйся.
— И что же?
— Первый раз тебе повезло, потому что твоя «бээмвуха» залетела между колесами тягача и прицепа, «тормознув» передними стойками и крышей. Иначе, если бы стукнулся передком прямо в сдвоенные оси прицепа, например, тебе была бы полная хана.
— Допустим.
— Второй раз тебе повезло в том, что ты чудом успел куда-то подевать свою буйную голову, и когда «слизывало» крышу, вместе с ней не «слизало» и твои мозги.
— Очень аппетитно рассказываешь.
— Извините, не знал, Николай Сергеевич, что вы настолько чувствительная особа.
— Ладно, продолжай свой захватывающий рассказ про мои смерти. Сколько ты их насчитал?
— В третий раз, — невозмутимо продолжил Андрей, — тебе повезло дважды — во-первых, не порвался бензопровод и горючка не полыхнула вместе с тачкой и с тобой, беспомощным, и во-вторых, ты не истек кровью и не замерз, прежде чем тебя нашли и доставили в районную больницу.
— Звучит убедительно.
— Более чем убедительно. Тебя убивали, и убивали профессионально, и лишь случайно ты остался жив. И даже инвалидом по жизни не стал.
— Ну, а вот теперь ты сплюнь! — Коля, обеспокоенный своим позвоночником, слишком суеверно относился теперь к своим болячкам — оказаться в тридцать с небольшим лет, с маленькой дочуркой и молодой женой, в инвалидах? Нет уж, увольте! Лучше бы тогда сразу…
— Извини, конечно.
— Ладно, ерунда… Ты знаешь, я тебе почти поверил, — усмехнулся Николай, — но ты, Андрюша, не привел ни одного аргумента в пользу того, что водитель был подосланным убийцей, а не обыкновенным алкоголиком за рулем, залившим с утра в своем колхозе сто — двести граммов для бодрости.
— Я же тебе сказал сразу, что у меня не доказательства, а предчувствия. Хреновые, Коля, предчувствия, тревожные… Кстати, тебя уже однажды «наказывали» — помнишь, летом, в твоем собственном подъезде?
— Ну, ты приплел!
— Я уверен, что это тоже был акт мести — кого-то ты тогда зацепил.
— Андрюш, а детективы ты давно читал? Или, может, американских боевиков насмотрелся? Мы же тогда еще не занимались контрактами «Технологии и инжениринга»! Как же ты можешь ставить рядом эти два происшествия?
Дубов несколько минут сидел молча, с нескрываемым сожалением глядя на друга — этот человек, оказывается, действительно был неисправимым романтиком в душе, не позволяя себе замечать в людях дурное.
Николай тоже молчал, переваривая и взвешивая версию Андрея.
Наконец он заговорил:
— Ты знаешь, Андрюша, меня однажды уже пытались убить за мои журналистские дела.
— Ты что? Когда?
— В Одессе еще. Псих с гранатой в метре от меня стоял, уже и чеку выдернул.
— Ни черта себе! — присвистнул Дубов, с нескрываемым удивлением глядя на этого совсем молодого еще мужика, на долю которого за последний десяток лет выпало столько, сколько не выпадает десятку человек за всю жизнь.
— А снаряд, как тебе тоже, наверное, известно, дважды в одну воронку не попадает.
— Коля, есть еще несколько моментов, которые меня сильно беспокоят.
— Говори!
— Во-первых, у меня такое чувство, будто кто-то копается в наших бумагах, когда нас нет на работе.
— В смысле?
— Прихожу утром в свой кабинет — и что-то не так. Чувствую, кто-то в папках на столе рылся, хотя лежат они, на первый взгляд, так, как я положил.
— Ну, брат, снова у тебя одни чувства в качестве аргумента! — разочарованно протянул Николай. — Я уж подумал, серьезное что-то…
— Однажды я схитрил — как в детективных романах или фильмах, не смейся.
— Не смеюсь.
— Я вырвал волосинку…
— На такие жертвы пошел — и все из-за своей подозрительности! — не выдержал и задорно рассмеялся Николай, запрокидывая голову.
— Ты же говорил, что выслушаешь мою информацию вполне серьезно, — строго посмотрел на него друг, и Коля поспешил побыстрее успокоиться.
— Конечно, извини!
— Так вот, я наслюнявил, извини за подробности, волос и прикрепил его на обложку верхней папки — так, чтобы, если кто-то посторонний, кто не знает про ловушку, откроет ее, я это сразу заметил.
— И? — встрепенулся Коля — информация на самом была деле важной.
— Наутро волосок был сорван! — торжествующим тоном завершил Андрей.
На несколько минут в комнате повисла тишина — Андрей наблюдал за реакцией Николая, а тот напряженно думал — судя по всему, кто-то и впрямь заинтересовался их работой.
Николаю нужно было срочно найти какой-нибудь контраргумент, который бы поставил данные Дубова под сомнение — версия могла быть принята только тогда, когда была бы стопроцентная уверенность в ее неопровержимости.