– Это поразительно, это чудовищно! – воскликнул Маракот, и на его худом лице появилось довольное выражение, – нечего и думать, что такую глубину можно найти еще где-нибудь. Существует пропасть Челленджера в восемь тысяч метров у Ладронских островов, есть открытая «Планетой» пропасть в десять тысяч метров близ Филинтии и ряд других, но весьма вероятно, что Маракотова бездна совершенно исключительна как по крутизне спуска, так и по узости диаметра! Неудивительно, что она укрылась от наблюдений многих гидрографических экспедиций, составлявших карту Атлантики. Едва ли можно сомневаться, что…
Он замер на полуслове, и на его лице застыло выражение любопытства и удивления. Мы с Биллом, бросившись к иллюминатору, окаменели при виде поразительного зрелища.
Какое-то крупное животное поднималось к нам по световому туннелю из глубин пространства. Оно было еще далеко и освещено слабо, и мы едва могли различить огромное черное тело, медленными хищными движениями поднимавшееся все выше и выше. Карабкаясь каким-то непонятным образом, оно ползло уже по краю пропасти. Вот оно приблизилось, и в более ярком свете мы смогли яснее рассмотреть чудовище. Это было существо, неизвестное науке, но в нем был ряд особенностей, известных каждому из нас. Это была помесь чудовищного краба с гигантским раком; две гигантские клешни торчали у него по бокам, и пара тяжелых громадных усов вибрировала над черными круглыми злыми глазами навыкате. Панцирь светло-желтого цвета имел в окружности метра три, а в длину чудовище, не считая усов, было не меньше десяти метров!..
– Поразительно! – воскликнул Маракот, лихорадочно царапая в записной книжке. – Глаза на подвижных члениках, эластичные суставы – род Crustaceae, вид неизвестен. Crustaceus Maracoti… Почему бы и не так, а?
– Черт с ним, с его именем! Ей-ей, оно лезет прямехонько на нас! – закричал Билл. – Слушайте, док[10], а не лучше ли нам выключить свет?
– Один момент! Один момент! Только набросаю его очертания! – воскликнул натуралист. – Да, да, теперь тушите.
Он щелкнул выключателем, и снова мы очутились в непроглядной темноте, прорезаемой фосфоресцирующими точками, пролетавшими, как метеоры в безлунную ночь.
– Это самая скверная скотина в мире, – проворчал Билл, вытирая пот со лба. – Чувствуешь себя, как после бутылки контрабандного самогону.
– Действительно у него страшный вид, – заметил Маракот, – но еще страшнее иметь с ним дело и испытать силу его клешней. Однако, в стальной кабинке мы в полной безопасности и можем наблюдать его в свое удовольствие…
Только он произнес эти слова, как раздался точно удар тарана по внешней стенке кабинки. Потом царапанье, скрежет и новый удар…
– Слушайте, ему хочется к нам! – в ужасе закричал Билл. – Нет, право, надо было написать на дверях: «Посторонним вход воспрещен».
Он старался шутить, но дрожащий голос выдавал его волнение. Сознаюсь, что и у меня поджилки затряслись, когда я убедился, что чудовище ощупывает нашу кабинку, размышляя, что это за странная банка и найдется ли в ней съестное, если ее умеючи вскрыть.
– Он не может нам повредить, – сказал Маракот, но в голосе его не чувствовалось уверенности. – Может быть, лучше избавиться от него?
И он крикнул в телефонную трубку капитану:
– Поднимите нас на десять – пятнадцать метров!
Через несколько минут мы поднялись над равниной из лавы и закачались в спокойной воде. Но дьявольский рак не отставал. Вскоре мы снова услышали царапанье и постукиванье клешней, которыми он продолжал ощупывать кабинку. Было жутко сидеть в темноте и чувствовать смерть в двух шагах от себя. Выдержит ли стекло, если по нему стукнет страшная клешня? Этот безмолвный вопрос волновал каждого из нас.
Но вскоре появилась новая опасность. Постукиванье перешло на крышу, и мы почувствовали легкое покачиванье.
– Доктор! – крикнул я отчаянно. – Он задел за канат! Он оборвет его!
– Слушайте, док, дуем наверх! Довольно, мы насмотрелись всего, и Билл Сканлен хочет домой к маме, баиньки!.. Позвоните мальчику, пусть поднимает лифт…
– Но мы и половины не исследовали! – прокаркал Маракот. – Мы только еще начали обследовать края пропасти. Измерим хотя бы ее ширину. Когда мы доберемся до противоположного края, я согласен вернуться на поверхность.