— Лучше некуда! — прокричал в ответ Маракот.
Вот только, к сожалению, по мере погружения свет неуклонно мерк. Теперь за иллюминаторами стояли тусклые серые сумерки, да и те быстро сменялись полной темнотой.
— Остановитесь! — громко приказал профессор. Движение прекратилось, и мы повисли на глубине в семьсот футов. Раздался щелчок выключателя, и камеру залил яркий золотистый свет. Он проникал сквозь боковые иллюминаторы и длинными лучами освещал окружающую нас водную пустыню. Мы приникли к толстым оконным стеклам, чтобы собственными глазами наблюдать картину подводной жизни, недоступную больше никому.
Прежде мы знали эти глубинные слои исключительно по виду немногих рыб, оказавшихся чересчур медлительными, чтобы увернуться от неуклюжего трала, или слишком глупыми, чтобы избежать сети. А теперь увидели океанский мир в его бесконечном разнообразии. Если все сущее сотворено высшим разумом, то странно, что океанские воды населены значительно богаче земных просторов. Бродвей субботним вечером и Ломбард-стрит в конце рабочего дня выглядят намного свободнее окружающих нас бескрайних просторов. Мы уже миновали тот поверхностный слой, где рыбы либо полностью лишены цвета, либо имеют типичную морскую окраску: ультрамарин сверху и серебро внизу. Здесь подводная жизнь проявлялась во всевозможных оттенках и формах. В лучах яркого света подобно сияющим серебром стрелам мелькали изящные лептоцефалы (личинки угрей). Извиваясь и скручиваясь, словно пружины, медленно проплывали похожие на змей мурены — глубоководные миноги. Состоящий из колючек и огромного рта черный морской еж глупо таращился на наши удивленные лица. Иногда злыми, почти что человеческими глазами в иллюминатор заглядывали бесформенные каракатицы, а порой появлялась и придавала картине особое очарование кристально чистая, похожая на экзотический цветок уникальная форма морской жизни: кистома или глаукус. Одна огромная ставрида с тупым упорством билась в стекло иллюминатора до тех пор, пока ее не накрыла своей тенью и не проглотила семиметровая акула. Профессор Маракот сидел, словно завороженный, держа на коленях блокнот, куда то и дело записывал свои наблюдения, и тихо бормоча ученые комментарии.
— Что это? Что это? — доносились до меня его восхищенные реплики. — Ах да! Конечно, химера мирабилис, впервые описанная и определенная Майклом Сарсом. А вот это наверняка лепидион, но, насколько могу судить, какого-то прежде неизвестного вида. Взгляните-ка на этого удивительного лобстера, мистер Хедли! Он отличается по цвету от тех, которых мы ловили в сети.
Лишь однажды профессор Маракот растерялся. Случилось это в тот момент, когда мимо иллюминатора с огромной скоростью сверху вниз метнулся длинный овальный объект, тонкий вибрирующий хвост которого тянулся вверх и вниз, насколько хватало нашего обзора. Признаюсь, что я впал в такое же недоумение, как профессор, и только Билл Сканлэн сумел быстро разгадать тайну необычного явления.
— Скорее всего, болван Джон Суини решил бросить лот рядом с нами, чтобы мы тут не страдали от одиночества, — предположил он.
— Конечно, конечно! — усмехнулся Маракот. — Так называемый «плюмбус лонгикаудатус» — новый вид глубоководного существа, мистер Хедли, с длинным металлическим хвостом и свинцовым грузом в носу. Впрочем, измерения глубины необходимы, чтобы пароход не сел на мель, образованную берегами подводного кратера. Все в порядке, капитан Хоуи! — крикнул он в телефонную трубку. — Можете продолжать погружение!
Мы снова начали опускаться. Профессор Маракот выключил электрическое освещение, и камера оказалась в полной темноте, если не считать светящейся шкалы батометра, хладнокровно измерявшего наше падение и отсчитывавшего фут за футом глубины. Если бы не легкое покачивание аппарата, мы вообще не ощутили бы движения. Только неумолимые шаги стрелки сообщали о нашем ужасном, непостижимом положении. Теперь мы находились на глубине в тысячу футов, и воздух в камере явно становился все более затхлым. Сканлэн смазал клапан выводящей трубки, и положение исправилось. На отметке в полторы тысячи футов мы остановились и снова зависли в океане с включенными фонарями. Мимо проплыла какая-то огромная темная масса, однако мы не сумели определить, была ли это рыба-меч, глубоководная акула или другое, пока не известное науке чудовище. Профессор Маракот поспешно выключил свет.
— Вот она, наша главная опасность, — пояснил он. — В океанской пучине есть такие твари, нападению которых этот стальной ящик способен сопротивляться ничуть не лучше, чем пчелиный улей атаке разъяренного носорога.