На второй день пути группа вышла к деревне Глубокий Лог. Там жил партизанский связной. Чтобы двигаться дальше, надо было узнать у него, не грозит ли подрывникам опасность. Идти в Глубокий Лог днём было слишком рискованно. А ждать до темноты — значило потерять много времени.
И тут Марат неожиданно предложил:
— Я схожу!
Вытащил из рюкзака лапти с онучами, изодранную шапку. Всё это он прихватил с собой на всякий случай.
Быстро переодевшись, Марат пошёл в тихую, безлюдную деревню. Партизаны старались не выпускать его из виду, в случае чего готовы были сразу прийти на выручку. Но всё обошлось хорошо. Через полчаса Марат возвратился к своим товарищам.
— Михаил Павлович! Через Глубокий Лог утром немцы проезжали. Человек сорок. Они в Васильевке теперь. На Мостищи идти нельзя: засады.
Из донесения разведки подрывники поняли: шагать и шагать им теперь обходными путями.
Шли партизанским шагом — гуськом, на расстоянии двух-трёх метров друг от друга. Ступали точно след в след. Марату приходилось прыгать, чтобы попасть в след.
Апрельский снег на дорогах стал водянистый. И ноги часто проваливались до самой воды.
Завечерело. Время от времени в небо взлетали ракеты, освещая всю округу. Тогда бойцы падали на мёрзлую землю. Марат повредил себе руку. Было больно. Он едва не вскрикнул. Лёжа на талом снегу, Марат ясно услышал метрах в десяти немецкую речь. Становилось всё холодней. Мокрые ветви обмёрзли. Когда партизаны отводили их рукой, они звенели.
Спина у Марата стала мокрой от пота, ноги подкашивались. Думал он только об одном: «Скорей бы взорвать».
Какой же счастливой показалась мальчику та минута, когда увидел он сноп искр, вылетавших из трубы паровоза. Михаил Павлович крепко стиснул мальчику локоть.
Тяжело дыша, вынырнули из темноты партизаны — они закладывали взрывчатку. Один из них передал Михаилу Павловичу что-то в руки и лёг. Рядом расположились остальные.
— Так, — произнёс полушёпотом Михаил Павлович, — так… теперь можно… Марат, держи-ка! — протянул мальчику подрывную машинку, от которой тянулся электропровод к минам. — Когда скажу — крутнёшь ручку, как я тебя учил…
Поезд шёл на большой скорости. Рявкнул гудок паровоза, и почти в тот же миг Михаил Павлович крикнул:
— Давай, Марат!
Мальчик повернул рукоятку подрывной машинки. Короткая вспышка озарила платформы и стоящие на них орудия. Гул пронёсся по лесу.
Горячей воздушной волной Марата оттолкнуло назад. Но он не отрывал взгляда от железнодорожного полотна. Вагоны с грохотом катились под откос, натыкаясь друг на друга.
— Отходи! — прозвучала команда Михаила Павловича.
Пробираясь цепочкой к условленному месту, партизаны отчётливо слышали вопли искалеченных фашистских солдат.
Радость не покидала Марата всю дорогу. «Сегодня и я отомстил им!» — думал мальчик, шагая за Михаилом Павловичем.
Михаил Павлович точно видел под талым снегом все лесные тропинки. Выбирал из них те, что вели к партизанскому лагерю. Под сапогами хрустел ледок. Подмораживало. Опять хотела взять верх зима. Но уже было видно: весна скоро осилит её.
И осилила!
В мае, когда Марат Казей отправился в новую разведку, берёзы стояли, усыпанные зелёным пушком. Впереди ехал начальник разведки Михаил Ларин.
…Выехали на опушку.
— На-ка, глянь, — Ларин протянул свой бинокль пареньку. — У тебя глаза поострее…
Пока разведчики ехали лесом, заметно стемнело. Выехали на опушку леса. Марат сразу же залез на дерево. Ему удалось разглядеть лежащую впереди деревеньку. По всем приметам, фашистов в ней не было. Но всё-таки Ларин решил переждать в лесу и ночью пробраться в деревню.
Деревня, казалось, вымерла: ни звука, ни огонька. Но разведчики знали: тишина бывает обманчива, особенно ночью. Марат нащупывал гранаты за поясом. А бывалый конь его ступал осторожно.
Задворками партизаны подъехали к хате, которая ничем не выделялась среди других хат. Ларин постучал рукояткой плети в окно. Никто не ответил. Было слышно, как в хлеву вздыхал телёнок.
Постучали ещё. В темноте окна проплыл огонёк свечи.
Дверь отпер старик в холщовой рубахе. Не спрашивая, кто пожаловал к нему в такой поздний час, он пропустил гостей вперёд.
— Дед, на заре подымешь нас, — сказал Ларин старому белорусу, молча стоящему перед ним с огарком свечи. — Устали мы… Да и кони пусть передохнут. Ты уж покорми их чем-нибудь.
Хозяин кивнул. Марата неудержимо тянуло ко сну. Не раздеваясь, улёгся он на жёсткой лавке.